Черный дембель. Часть 4
Шрифт:
Бурцева дёрнула плечами.
— Какой ещё колхоз? — повторила она.
Сощурила глаза.
— Вы же перешли на второй курс, — заявила Настя. — На картошку ездят только первокурсники.
Она нахмурилась. Я покачал головой.
— Это у вас, в МГУ, такие правила. В МехМашИне считают иначе. Вся моя группа ещё в начале месяца укатила собирать арбузы. В том числе и Лена Котова. Так что о вашей шутке с телеграммами она узнает не скоро.
Воцарившуюся
Бурцева взглянула на отца.
— Папа, это правда? — спросила она. — Лена сейчас в колхозе? Папа, ты знал об этом?!
Настя говорила спокойно, но мне показалось: это спокойствие обманчиво.
Евгений Богданович приподнял брови. Посмотрел на дочь «добрыми» глазами.
— Ты слишком хорошего мнения обо мне, дочь, — сказал он. — По долгу службы я знаю многое и о многих. Но я не знаком с правилами отправки студентов на уборку урожая, установленными в каждом отдельно взятом учебном заведении СССР.
Бурцев указал на меня рукой.
— Я распорядился, чтобы нам сообщили, если Сергей Чернов или Лена Котова купят билет до Москвы, — заявил он. — Как я тебе и обещал. Но я не устраивал слежку за твоими друзьями из Новосоветска. Да! это так, хоть ты мне и не веришь.
Бурцева печально вздохнула.
— Жалко, что Лена не приедет, — сказала она. — Она так мечтала, что мы с нею побываем в театре. В Театре сатиры сейчас «Женитьба Фигаро» идёт. Я смотрела. Лене бы этот спектакль точно понравился.
— В следующий раз побываешь в театре со своей
Он посмотрел на меня — «по-доброму».
И попросил:
— А скажи-ка мне, Сергей Чернов. Почему ты не поехал в колхоз вместе с сокурсниками? Ты, как я понял, Настину телеграмму получил. А значит, был вчера дома. Или тебя проблема борьбы за урожай не заинтересовала?
Мне показалось: он не направил мне в глаза ослепляющий луч света только потому, что под рукой у него не нашлось подходящей лампы.
Настя одарила меня пропитанным любопытством взглядом.
Я пожал плечами и сообщил:
— Так уж получилось, Евгений Богданович. Поскользнулся, упал, закрытый перелом, потерял сознание, очнулся — гипс. Всё почти как в том кино. Не повезло. Я руку сломал накануне поездки. Вот эту.
Я показал Бурцеву левый кулак.
— Сломал?!
Настя испуганно прижала к своей груди ладони.
— Сломал? — недоверчиво переспросил Евгений Богданович.
Он выразительно указал взглядом на мою исправно функционирующую руку и приподнял правую бровь.
— Да, сломал, — повторил я. — Но это ещё первого сентября случилось. А гипс буквально перед поездкой в Москву сняли. На мне все раны быстро заживают. Потому что ем мясо с кровью. Так что не переживайте. Морду вашему Володьке набью качественно… я — раз больше некому.
Я выразительно взглянул на свои кулаки. Чётко уловил, что он меня сейчас пахло поездом.
Настя всплеснула руками. Дважды моргнула, будто в растерянности.
— Серёжа, да ты что! — воскликнула она. — Не нужно никого бить! Я же тебя не для этого позвала. Я же только хотела, чтобы папа убедился… А то он не верил… говорил, что дружбы не бывает — есть
Она подняла на меня взгляд, капризно скривила губы.
— На самом деле я поступила, как полная дура, — сказала Бурцева. — Теперь я это поняла. Мне двадцать лет, а повела себя, как ребёнок. Из-за какого-то дурацкого спора с отцом… устроила всё это. Ты из-за меня целые сутки трясся в поезде… Сергей, мы деньги за билеты тебе вернём!
Она спросила у отца:
— Правда, папа?
Евгений Богданович ответил:
— Разумеется.
Бурцев прикрыл рот ладонью и беззвучно зевнул.
Настя робко улыбнулась.
— Если у тебя получилось обмануть человека, — сказала она, — это не значит, что он дурак. Это значит, что тебе доверяли больше, чем ты этого заслуживаешь. Фридрих Ницше. Замечательные слова. Как раз обо мне. Я избалованная дурочка. Прости, Серёжа. Та сильно злишься на меня?
Я покачал головой и сообщил:
— Средне.
Заметил, как поникли у Насти Бурцевой плечи. Показательно втянул через нос воздух, зажмурил глаза.
— Но если вы всё же меня накормите, то сразу подобрею, — пообещал я. — Яичница действительно вкусно пахнет. Последний свой бутерброд я доел вчера в обед.
Настя встрепенулась, всплеснула руками. Шагнула к столу, но тут же замерла; повернула лицо к родителю.
— Папа, где же яичница? — спросила она. — Ты обещал! Я же чувствую: она готова. Давай я тебе помогу!
Евгений Богданович поднял руку: жестом остановил свою засуетившуюся вдруг дочь. Он одарил меня строгим, но уже почти не «добрым» взглядом. Указал на дверь.
— Марш в уборную, — скомандовал Бурцев. — Оба. Мойте руки. У вас сейчас и без глистов проблем хватает.
Он ухмыльнулся и спокойным тоном пояснил: