Ратник
Шрифт:
— Помещик? — еще сильнее заинтересовался священник. И скосился на короля с очень выразительным взглядом.
— Что за помещик? — спросил Сигизмунд.
— Андрейка сын Прохора из-под Тулы.
— А откуда ты это знаешь? — осведомился священник.
— Так на самой лампе написано. Вон, глядите. По указу царя сия надпись на всех лампах, выделанных на подворьях монастырских ставится. Ибо в том есть плата. Андрей тот, как сказывают, пожертвовал сию лампу за шесть меринов и упоминание
— Шесть меринов? — удивился король.
— Беден он был. И службу не мог нести. Вот и сговорился.
— Занимательно, очень занимательно, — пробурчал себе под нос священник, осматривая лампу. — А что он за человек?
— Боже! Про него столько всяких слухов ходит, что право слово — не хочу и говорить. Где там правда, а где ложь и не разобрать. И мне не хотелось бы вводить нашего многоуважаемого короля в заблуждение и морочить голову.
— Про простого поместного дворянина ходит столько слухов, что уважаемый купец в них запутался? — не на шутку удивился кто-то из присутствующих аристократов.
— Мне бы хотелось послушать, — подался вперед король, в предвкушении интересной истории.
— Да про него болтают разное. — нехотя начал купец. — И что волхв он али ведун. И что волколак, что по собственной воле может в здоровенного белого волка обращаться да с иными волками разговоры вести. И прочее… Чего только кметы не ляпнут для красного словца.
— А что церковь?
— Так в том и дело, что ничего. Я сам видел того Андрея. — заметил другой купец. — Он при всем честном народе ходил в церковь и крестился. Так что, чушь все это. Разве ж Всевышний дозволит нечисти в храм зайти?
— И то верно, — кивнул священник.
Строго
— Только вот… — начал было говорить один из купцов, но ему други его ловко дали локтем, от чего он тут же заткнулся.
— Что-что? — насторожился священник.
— Да ничего. Просто глупости.
— Какие глупости? Я хочу знать? — поддержал священника король.
— Государь, мы не смеем эту ересь произносить.
— Я позволяю. Сказывайте.
— С недавнего времени по Москве ходят слухи будто бы и не Андрей этот вовсе, а старинный князь Полоцкий Всеслав Брячиславович из Роговолдовичей.
— Как так? — удивился священник. — Этот же князь преставился в незапамятные времена.
— Сказывают, будто бы туляки, когда сидели в осаде, притесняемые татарами, молили Всевышнего нашего Господа Бога о спасении и помощи. И он направил им его.
— Это же ересь! — воскликнул священник.
— Но почему именно его? — проигнорировав этот возглас, спросил король.
— Неисповедимы пути Господни, — развел руками один из купцов. — Никто этого не ведает. Да и не известно точно ли это или обычная болтовня.
— А что церковь?
— Молчит. Просто молчит.
— Ясно… — кивнул король, задумавшись о чем-то о своем.
— Ты сказал, что видел его, — спросил священник у купца, что это сказывал. — Какой он?
— Раб божий, обшит кожей, — нервно улыбнувшись, ответил тот. — Отколь мне сие ведать? Я ведь его просто видел. Но разговоров с ним не вел и дел не делал.
— И все же. Что ты о нем можешь сказать? Ты купец. Глаз у тебя на людей наметанный. Многое сразу примечаешь,
— Он не правильный.
— В каком смысле не правильный?
— Для простого помещика из Тулы он держится очень свободно и уверенно. Не перед кем не гнет спины. Он ее вообще не гнет. Даже кланяется по-особому, не сгибая ее. Для князя же не чурается разговаривать с простыми людьми. Может даже с нищим поговорить. Не демонстрируя при этом своего пренебрежения и раздражения. Он прост и сложен одновременно. Неправильный. Непонятный. И… он выглядит опасным. Словно пес, которого спустили с цепи и позволили драть прохожих, а он о том всю свою жизнь и мечтал.
— Интересно… А что еще?
— Доспехи носит необычные. Старинные. Я такие на стенах старых храмов видел намалеванные. Такие — пластинка к пластинке. И шлем с лицом чеканным.
— А что он в Москве делал? Он ведь тульский помещик.
— Так к царю приезжал. О чем-то с ним беседовал.
— К царю?! — удивился теперь уже Сигизмунд, сильно заинтересовавшись. — И о чем же?
— Никому то не ведомо. — произнес другой купец. — Да только подарил царь этому Андрею аргамака дорогого. Сказывают, что в добрую тысячу рублей. И пожаловал вотчину в Тульской земле.
Король со священником переглянулись.
Сказать, что они были удивлены и обескуражены — ничего не сказать. Молчание церкви, вкупе с этими чрезмерными дарами царя выглядели совершенно неуместными в отношение поместного дворянина. Как простого, так и даже сотника.
— Ступайте, — тихо произнес король, которого это известие потрясло.
— Государь наш, а привилегию?
— Государь ваш должен подумать, — влез священник. — Через седмицу приходите.
— Но…
— Вы спорить с Государем будете?