Чтение онлайн

— Милый! — воскликнула она и подбежала, взявшись за ногу.

Он посмотрел на нее с теплотой. Но не сказал ни слова. Она же, сглотнув предательски подступивший к горлу комок, выпалила:

— Возвращайся с победой!

Андрей благодарно кивнул. Улыбнулся ей. И Марфа отошла, вытирая слезы.

Отряд же медленно начал свое движение, выползая из крепости.

Начиналась новая стадия похода.

Осиное гнездо Андрей разворошил. И теперь требовалось воспользоваться этим обстоятельством для достижения куда более значимой победы. Ибо слава —

это единственная защита, которая у него теперь имелась. После всех тех слухов, которые про него пустили. Страшных и смертельно опасных слухов.

Он мог биться о заклад — царь их не спустит на тормозах. И, безусловно, отработает. И не только царь. Ситуация выглядела поганой донельзя. И лишь воинский успех, причем последовательный и значимый, мог оградить его от немедленной расправы. А уж где — не так и важно. И в застенках царя, и у митрополита в холодной вряд ли было уютно…

[1] Коса-литовка сохранилась по сей день. Ее продолжают использовать на Руси даже в XXI веке для покоса в полях, лугах и прочих ровных, подходящих для этого поверхностях. В селе, разумеется. Выжила и коса-горбуша, которой косить категорически тяжелее, но в определенных условиях, без нее не обойтись. Но, так как заготовка сена шла на расчищенной территории, то литовка была прям вундерваффе для хозяйства Андрея.

[2] Стандартный одинарный кирпич имеет размер 250х120х65 мм, то есть, 0,00195 м3. Блок же его римского кирпича был в шесть раз больше, имея 0,0117 м3.

[3] Точнее 53427 блоков без брака имевших общий объем 416,7306 м3.

Глава 9

1554 год, 11 июля, Вильно

Купеческая делегация вошла к королю Польши и Великому князю Литовскому Сигизмунду II Августу с особым почтением. Строго следуя протоколу

приема. Да не с пустыми руками, а подношениями — специально привезенными из Московской Руси мехами северными. Песцами да соболями.

— Что вы хотите? — вполне добродушно произнес король. — Говорите свободно.

— Государь, — осторожно произнес старший в этой делегации, — мы хотели бы получить привилегию на право торговли московской лампой в землях коронных и княжеских.

— Московской лампой? — удивился король. — Что сие?

— Да. Сущая безделица.

— И ради этой сущей безделицы вы поднесли Его Величеству мехов ценностью в многие сотни злотых[1]? — поинтересовался, стоящий подле короля священник.

Сигизмунд II Август скосился на священника и задумчиво хмыкнул. Его религиозные пристрастия были довольно любопытны и совершенно не типичны для эпохи.

На его правление в Польше и Литве пришлись самые острые и яркие фазы борьбы католиков с протестантами в этих землях. Но лично он в них практически не принимал никакого участия. Вообще. В какой-то момент, правда, когда в разгар войны за Ливонское наследство Папа установил дипломатическую переписку с Иоанном Васильевичем, он обиделся. И даже хотел ввести в своих владениях протестантизм. Но очень быстро остыл и вновь дистанцировался от этого вопроса.

В период же католической реакции борьбой с протестантами занимались не люди короля, а нунции Святого престола. Сигизмунд же вполне обычно для себя смотрел в сторону и не мешал им. Не помогая, но и не вредя.

И на то имелись разные причины.

Прежде всего его воспитывала мать — ярая католичка, взрастившая в нем мечтательность и нерешительность. Совершенно неприемлемые качества для монарха в любую эпоху. И не только их. Строго говоря, его мама, Бона Сфорца, играла в жизни Сигизмунда огромную роль до самой своей смерти. Поговаривают, что она даже травила его жен из-за безумной к ним ревности, вынуждая короля жить отдельно от них или без них. Из-за чего у него не ладилась личная жизнь чуть более чем полностью. То есть, Бона спровоцировала своими

руками династический кризис в Польше и Литве. Ну и в целом, она безгранично доминировала над сыном, который не мог с ней спорить и ей противится. Во всяком случае открыто. Это порождало тяжелый и сложный психологический конфликт, через который Сигизмунд старался дистанцироваться от всего, к чему его насильно тянула мать. Будучи не в силах переступить через внутренние комплексы и открыто поднять против нее бунт он перебивался тихим саботажем.

Так или иначе, но мужчиной Сигизмунд вырос хоть и вдумчивым, но мечтательным и крайне нерешительным, чрезмерно полагаясь на мнение советников…

— Действительно, — произнес король. — Что же это за лампа такая?

— Масляная лампа. — максимально обходительно заметил купец. — Просто еще одна масляная лампа, которая светит ярче обычного.

— Вот как? И вы готовы ее продемонстрировать?

— Да Ваше Величество, — с явными нотками разочарования в голосе, произнес старший из купцов. Лица же остальных были под стать этому ответу — слегка скисшие.

Купец кивнул и один из спутников достал небольшую серебряную чеканную лампу несколько необычного вида. Другой извлек плоскую, круглую деревянную флягу. Откупорил ее. И осторожно заправил лампу. Капнул сверху на фитиль немного, чтобы он лучше пропитался. И испросив дозволения поджег ее от свечи, стоящей на подсвечнике.

Загорелась она обычным образом. Как вполне обыденная лампадка. После чего купец повернул кольцо, открывая духовые отверстия. И огонек вспыхнул намного ярче. Существенно ярче. В семь, а может и более раз сильнее.

— Интересно… — произнес священник, подойдя ближе, — очень интересно… И как же она работает?

— Нам то не ведомо. Известно только, что если вот этим кольцом перекрыть дырочки сии, то гореть ярко она не будет. А если их открыть, то вот, сами зрите. Но вы не подумайте, в лампе нет ничего дурного. Смотрите — тут и кресты христианские всюду, и, как мне сказывали, их особо освящают при выделке.

— И кто же ее удумал? Монах какой?

— Да… — небрежно махнул рукой старший купец, — помещик один.