Зауряд-врач
Шрифт:
Отдав распоряжение об эвакуации раненых, я пригласил коллег отужинать. За столом распили выставленную мной бутылку рома и поговорили. Как я и предполагал, народ здесь оказался нормальный, можно сказать, душевный. Фронт, как река, дерьмо подымает на поверхность и уносит…
– Как вам новый начальник, Николай Семенович?
– Замечательный хирург! Даже удивительно, учитывая
– Меня тоже впечатлило. Интересно, за что его к нам?
– Газеты нужно читать, Иван Александрович, а не к юбкам ездить.
– Будет вам, Николай Семенович! Сопровождать раненых на станцию – долг врача.
– То-то любите его исполнять! Знаю я эту вашу Мессалину[3]. Не одного вас благосклонностью одаривает. Смотрите, схватите люэс[4], здесь не вылечите.
– Я же врач, Николай Семенович! Меры предосторожности предпринимаю.
– Откуда у вас кондомы? Их же в Германии производят, а мы с ней воюем.
– Трофейные у солдат покупаю. И на станции можно достать американской выделки. Правда, дорогие – пять рублей за дюжину.
– Охота деньги тратить!
– А куда девать их здесь?
– Матери бы отослали, помогли старушке. Цены в тылу – вон какие!
– Высылаю с каждого жалованья. Зря ворчите, Николай Семенович!
– Это я завидую. Вам можно за юбками волочиться, а я человек женатый.
– Так что там с Довнар-Подляским?
– С репортером он связался, да еще из «Московского листка». Эта газета – противник императорской фамилии. Довнар-Подляский рассказал, как скверно организована помощь
– Это он Америки не открыл. Всем известно.
– Но не все говорят о том вслух. Наш начальник еще цифры привел. Посчитал, что за время боев из-за скверной организации медицинской службы мы потеряли не менее корпуса солдат и офицеров. Обвинил в этом руководство Главного санитарного управления армии в лице генерал-лейтенанта Муравьева.
– Ого!
– Я как прочел, так и понял, что ему это с рук не сойдет. По-моему и вышло. На фронт сослали. Он до этого в госпитале Минска служил. А теперь представьте! Губернский город, рестораны, барышни… А его оттуда – в землянку!
– Смелый человек! Могли бы в Сибирь сослать.
– За правду? Общество этого не поняло бы. Если хотите знать, подло с ним поступили. Из Сибири можно вернуться, с фронта труднее.
– Зато чин дали и начальником назначили.
– Пуля, знаете ли, не разбирает: в чинах ты или без них. Сколько офицеров дивизия потеряла? Только полковников троих, прочих и посчитать сложно. Прилетит пуля – и нет вашего высокоблагородия. Толку из того, что к тебе так обращались? Тем более Довнар-Подляскому это не нужно. Он шляхтич древнего рода, предки на польском троне сидели.
– Неужели?
– Я тоже шляхтич, Иван Александрович, правда, не столь знатный, историю Великого княжества Литовского знаю. Довнар-Подляские в ней знатно отметились. Со временем род захирел и скатился в бедность, Валериан Витольдович – последний его представитель.
– Интересно, у него есть невеста?
– Жены точно нет, кольца не носит. У католиков это обязательно. А невеста… Мог и не обзавестись, молод еще. Годами как вы. У вас нет невесты, Иван Александрович?
– Вы же знаете!
– А вдруг завели на станции?
– Охота вам
– Кондомы же для кого-то приобретаете.
– Опять ваши шутки!
– Это зависть, Иван Александрович. Где мои двадцать пять лет?
– Да будет вам! Еще молодой мужчина. Операцию сегодня лихо провели. Я вот не решился.
– Успеете. Этого добра на всех хватит.
– Повезло нам с начальником, как считаете?
– Посмотрим.
– Сами же хвалили.
– Как врача и честного человека. Этого у него не отнять. А вот какой из него начальник, покажет время.
– Осторожничаете?
– Не спешу с выводами. Жизнь, знаете ли, научила.
– А мне он нравится!
– Давайте спать, Иван Александрович! Поздно…
На следующий день я велел заложить бричку, имелась у госпиталя такая, и поехал знакомиться с полковыми батюшками. По существующему в русской армии порядку они заведовали перевязочными пунктами полков и отвечали за своевременное оказание медицинской помощи раненым, а также их эвакуацию в лазареты и госпитали. Священников можно было собрать на совещание в штаб, и они подчинились бы старшему по чину[5], но я решил, что лучше приехать самому. Заодно посмотреть, как у них организовано.
Батюшки оказались боевыми. У одного наперсный крест висел на георгиевской ленте[6], у двоих имелись ордена Владимира 4-й степени с мечами. Признаться, я опасался этих переговоров. Сложные у меня отношения с религией. В бога я верю, но в церковь не хожу. Не нравилась она мне в моем мире. Почему, объяснять долго, думаю, догадаетесь. К тому же в соответствии с приказом командующего фронта о новой организации санитарной службы священники в части помощи раненым формально переходили мне в подчинение. Как воспримут это батюшки?