Чтение онлайн

– Мой однокашник по Академии, - ответил Томск. – Теперь он в ГэШа.

***

В наступивших сумерках автоматные очереди, прозвучавшие со стороны позиций второго взвода, никого в боевом охранении не встревожили. Мало ли, кто там во что, или в кого, стреляет. Война же кругом.

Ганс повертел в руках бесполезную радиостанцию, на которой аккумулятор сдох раньше времени, хотя Каштан уверял, что батарея новая и протянет трое суток. Отныне не было никакой возможности установить

связь с Каштаном, следовательно, в дальнейшем трудно было рассчитывать на какое-то взаимодействие, в том числе на оказание помощи.

В его голове не укладывалось, зачем Каштан организовал эвакуацию легкораненого Аватара, который вполне мог просидеть с группой до завершения смены. Ушедший Аватар уменьшил количество «штыков» в группе до четырёх, что теперь уже не позволяло полностью контролировать занимаемую позицию, и уж конечно, никакой речи не могло идти о наступлении на «Зею».

Одно радовало – пулемёт Аватара остался на позиции, и его огневые возможности вселяли в сознание Ганса надежду, что в случае атаки немцев со стороны «Зеи», ему удастся отбиться, ну, или, что было более вероятным, подороже продать свою жизнь.

– О чём задумался?
– спросил подошедший Гоча.

– Достало всё, - ответил Ганс. – Тебе ставят изначально невыполнимые задачи, дают в подчинение откровенных мудаков, ни на что не способных, ничем тебя не обеспечивают. Вот скажи, как воевать? О чём они там, наверху, думают?

– Ганс, да забей. Ты будто первый день на войне, - усмехнулся Гоча. – Мы сдохнем скоро, и ты это знаешь, чего тогда лишний раз напрягаться, о чём-то размышлять? Всё равно мы никак не сможем изменить ход событий. Расслабься. Это судьба.

–

Ты как бы прав, - вздохнул Ганс. – Но я не планирую пока погибать. Я буду бороться, насколько хватит сил.

– Ну, вот оставят тебя силы, и ты придёшь ровно к тому, о чём мы сейчас говорим – к безразличию.

– Мне безразлично, Гоча, но иногда становится невыносимо обидно, что кто-то там, сверху, я не знаю, может в штабе батальона, или бригады, сидит такой весь красивый, чистый, помытый, сытый, и решает, жить тебе или умирать. Причём решает, даже не зная тебя лично. Ты для него – просто строчка в ШДК. Заполненная строчка, которая быстро может стать пустой. И что самое печальное, он ведь тоже является участником войны, а пройдёт время, и он будет своим внукам рассказывать, как водил полки в атаку, и эти полки умывались кровью, а он вот, такой везунчик, выжил.

– Кому суждено - будет рассказывать, - согласился Гоча. – А среди нас, штурмовиков, таких будет очень немного. О войне рассказывать будут в основном тыловые крысы, которые не нюхали передовой, которые не знают, что такое

бой… но им это и не надо. Всё равно те, кто их будут слушать, этого тоже не знают, и будут готовы верить в любые сказки.

– Тихо, - предостерёг Ганс. – Слышишь?

Гоча замолчал. Где-то далеко в небе звучала «Баба-Яга».

– Летит, - кивнул Гоча.

– Нет, - Ганс покачал головой. – На «Зее» какие-то шорохи.

– Как ты слышишь? – удивился Гоча. – Я вообще ничего не разбираю.

С «Зеи» совершенно отчётливо раздался хруст ломаемой ветки.

– Вот, слышал?

– Слышал, - кивнул Гоча. – Идут.

– Иди, подними пацанов, - сказал Ганс. – А я пока посмотрю за ними.

Гоча уполз по ходу сообщения в глубину посадки.

Ганс ухватил за ручку пулемёт, стоящий в окопе, и выставил

его в разрыв бруствера. Стараясь не шуметь, оттянул назад затворную раму и навалившись грудью на край окопа, занял удобное для себя положение. Для контроля поводил стволом, проверяя, какой сектор он сможет перекрыть.

В этот момент рядом с ним в бруствер шлёпнула пуля. Ганс присел, лихорадочно соображая, что сейчас по нему работал снайпер, у которого был тепловизионный прицел, а оружие было оснащено прибором бесшумной и беспламенной стрельбы.

Ганс тихо взвыл от осознания беспомощности своего положения – пусть первый выстрел и не попал в него, один из следующих точно достигнет цели, при том, что стрелок останется для него невидимым.

– У них тепляк с банкой! – крикнул Ганс, пытаясь успеть предупредить своих товарищей, пока они не попали в прицел противника.

– Я слышал, - отозвался Гоча, который успел отползти метров на двадцать.

Ганс стащил пулемёт обратно в ячейку и пополз по ходу сообщения в сторону, благо, днём его смогли немного углубить единственной лопатой, случайно дожившей на позициях до этой ночи.

Сердце выскакивало из груди от физической нагрузки, а душа кричала и требовала сейчас встать и бежать – подальше от этого страшного места, где в любую минуту можно было поймать свою смертельную пулю, даже не зная, откуда она прилетит.

В какой-то момент Ганс остановился, и перевернувшись на спину, пытался отдышаться. Со стороны, куда уполз Гоча, послышалось движение.

– Стойте, пацаны, не ползите сюда, - сказал Ганс. – Занимайте позиции там, где находитесь.

Он рассудил так: тот, кто стрелял в него из бесшумного оружия, сейчас не мог увидеть, куда уползла «жертва», а если стрелок пойдёт вперёд вместе со штурмовиками, то обнаружить лежащего в окопе Ганса он сможет только в последний момент – когда шансы будут примерно равны.