Чтение онлайн

Когда санитары удалились на достаточное расстояние, Корякин задал, наконец, вопрос, волновавший весь экипаж:

— Командир, на кой нам этот фашистский полутруп?

— Резать его будем на лоскуты, — ответил я, чуть прищурившись. Немец опять выпал из бытия, но вернуть его в сознание было не сложно. Евсюков, Корякин и Казаков недоуменно переглянулись между собой, соображая, принимать ли мои слова всерьез. И я добавил для общей ясности: — Шучу! Хочу узнать у него кое-что… важное! Я же немного шпрехаю на ихнем…

Лица членов моего экипажа озарились

пониманием. Корякин тут же усадил унтера вертикально, прислонив его к тракам машины, и пару раз хлестко ударил по щекам. Немец резко очнулся и вновь залопотал:

— Hilfe! Bitte! Helfen Sie mir!

*(нем.) — Помогите! Пожалуйста! Помогите мне!

Я подошел к нему поближе, чуть склонился сверху вниз, нависая и поинтересовался на достаточно чистом немецком:

— Herr Unteroffizier, — начал я чуть пренебрежительно, — du bist in Gefangenschaft und es steht uns frei, mit dir zu machen, was wir wollen.

— Ich bin zur Zusammenarbeit bereit! Oh Gott, wie es mir weh tut! Was soll ich tun?

*(нем.) — Господин унтер-офицер, ты пленник, и только мы вольны решать, что с тобой делать.

— Я готов сотрудничать! Боже, как мне больно! Что я должен сделать?

Бок унтера густо сочился темной кровью. Возможно, была задета печень. Поэтому задавать вопросы следовало в темпе, пока бренная душа не успела расстаться с телом.

И я начал спрашивать, воскрешая в памяти язык, учить который мне приходилось с детства. Такая уж у меня была семья. Мама считала, что всякий уважающий себя человек обязан знать минимум четыре языка: английский, немецкий, китайский и французский. Вдобавок, желательно было

изучить современный арабский и мертвую латынь. Последнее, для общего развития. И хочешь — не хочешь, приходилось соответствовать. Я не был полиглотом, но, честное слово, каждый последующий язык давался все легче и легче, особенно европейские. Латынь же являлась связующей основой, и, кстати, самой доступной и простой для изучения. Единственный язык, где слова читаются ровно так же, как и пишутся. В отличие от, мать его, французского, где в слове из десятка букв произносятся лишь две-три. Вот, правда, с китайским и арабским пришлось помучиться, но основы я схватил и мог выдать с сотню фраз.

Пытать немца не пришлось, унтер отвечал на вопросы четко и по существу. Видно было, что он безумно хочет жить и прекрасно понимает, что до конца допроса его здоровьем здесь никто не озаботится. Впрочем, начни он валять ваньку, я бы применил к нему особый подход, не побрезговал бы — это точно.

Через десять минут я уже выяснил все ключевые ориентиры на местности, по которым можно было отыскать место базирования «Королевских тигров», которых унтер знал под названием «Objekt B». Они должны находились в семи километрах от текущей линии фронта, в одном из бывших колхозов, где имелась МТС, на которой можно было произвести мелкий и средний ремонт и общий уход за машинами. Значит, до них можно было попытаться добраться. Унтер подробного, насколько мог, рассказал о том, как объект охраняется. Потом он окончательно выдохся и умолк.

МТС — машинно-тракторная станция.

Я видел, что большего из пленника не вытянуть при всем желании.

Немец держался за правую часть живота, прижимая рану. Но кровь просачивалась сквозь пальцы. С каждой минутой он слабел все больше и больше. Вот только попадание в санчасть унтеру никак бы не помогло — там хватало и наших раненных, требующих ухода, и если бы медики и занялись пленным, то лишь после того, как обработали бы своих. А унтер до этого момента уже не

дотянет — я это видел.

Он тяжело закашлялся, кажется, отходя.

— Herr Officer… — выдохнул из себя унтер, — ich sehe, Sie sind ein guter Mensch. Bitte sag meiner Frau, dass ich sie bis zu meinem letzten Atemzug geliebt habe.

*(нем.) Господин офицер, я вижу, вы хороший человек. Пожалуйста, передайте моей жене, что я до последнего вздоха любил ее.

Он вытащил из нагрудного кармана конверт и отдал его мне. В конверте было письмо на несколько страниц и фотография некрасивой женщины средних лет. Я глянул на адрес отправителя: город Росток, Крепелиннер штрассе 5, фрау Меркель.

Я чуть поморщился от смутно знакомого имени, но кивнул умирающему:

— Das verspreche ich. Ich werde es tun.

*(нем.) Обещаю. Сделаю.

Минуту спустя немец умер.

— И что, командир, получилось узнать что-то ценное? — выразил общий интерес Евсюков.

— Получилось, — я огляделся по сторонам и решил: — Отнесите-ка его вон в тот лесок, да прикопайте под деревом.

Конечно, мы могли просто бросить труп в первой попавшейся канаве, а вороны и окрестное зверье быстро разобрались бы с телом. Уж немцы точно не стали бы хоронить тела наших павших товарищей, которые и людьми-то для них не являлись. Но мы же не звери, и не стремимся им уподобиться. Честь — это такая штука, за которую каждый отвечает лично.

— Сделаем… — пожал плечами Евсюков.

Я поспешил в сторону штабных палаток, и буквально сращу мне повезло наткнуться на комбрига, спешившего куда-то по своим делам.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться! — я неожиданно вырос справа от Коновалова, и тот сбился с шага.

— Твою же налево, боец, какого хрена?! — казалось, сейчас-то мне и прилетит за всех, кто участвовал в драке. Но, к счастью, Коновалов меня не узнал.

— Важная информация, товарищ полковник! — нагнетая голосом обстановку, сообщил я.