Титан империи 4
Шрифт:
— У ректора, — тяжело вздохнул мой спутник и кивнул на табличку у двери, к которой подходил инквизитор.
«Зазубрин П. П. Ректор».
Я едва не расхохотался. Да уж, Неро. Еще даже официально не зачислен в ГАРМ, а уже успел избавиться от трупа, познакомиться со студентом по прозвищу Живодер, попасть на карандаш инквизитору, а теперь сидишь напротив кабинета самого главного человека в учреждении в ожидании…
А хрен знает чего!
Оставив нас напротив
— Не разу тут не был… — пробубнил Иван, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. — Как думаешь, зачем?..
— У меня тот же вопрос, — пожал я плечами. — Ректор же не каждого курсанта вызывает к себе на ковер?
— Ты-то ладно… Ты Скалозубов, а я…
— Иван, хорош! Я уже начинаю жалеть, что тогда на твой вопрос про отца, не ответил «нет».
— Ладно-ладно. Просто с тобой как с… ну ты понял, хочет поговорить Эдуардыч, а вот я им зачем? Неужели из-за той гарпии…
Тут же из приемной показался инквизитор.
— Вы, Евгений, проходите в приемную и устраивайтесь. А вот вы, Иван Ильич, — тепло улыбнулся Феликс Эдуардович. — Прошу в мой кабинет. Тут недалеко
Мой осунувшийся сосед с инквизитором потопали дальше по коридору, а я, поздоровавшись с секретаршей, уселся в мягкие кресла в приемной.
Через минуту из дверей ректорской обители вышла голубоглазая девушка с пепельной длинной косой. Мельком взглянув на меня, она быстро покинула приемную. Тут же ко мне обратилась секретарша:
— Евгений Михайлович, прошу-с, — и она указала на двери.
Набросив на себя скучающий вид,
Тут было довольно темно, но на глаза не попадалось ни сусального золота, ни дорогих портьер, ни ковра, в котором можно утонуть — ничего, кроме книжных полок, камина и стола у полукруглого окна, которое занимало почти всю стену.
За ним догорал закат, и лучи ползали по портрету Императора на противоположной стене. В углу притаилось Имперское знамя, а рядом сверкали ликвидаторские доспехи.
— Ага! — раздался голос, и из-за стола показался худощавый старик с клиновидной бородой, но без усов. — Вот и вы. Скалозубов, полагаю?
— Да. Но, прошу прощения, ваше сиятельство, мне сказали, что в вашем заведении фамилии запрещены, — отозвался я, подходя к столу. — По крайней мере на первом курсе.
— А вы пока не на первом курсе, молодой человек, — мой собеседник поднял палец вверх, и тот сверкнул отполированным металлом. — Вы пока только абитуриент, и только от меня зависит, кем вы выйдете из этого кабинета.
Ректор обошел стол и направился ко мне. Вернее, объехал стол — он сидел на инвалидном кресле. Ноги у него отсутствовали почти по самые бедра.
Я немного опешил, но ректор быстро оказался рядом и протянул мне правую устрашающую механическую руку. Левая конечность у него имелась, но она была такой маленькой и иссушенной, что казалась мертвой. Два близоруких глаза смотрели на меня как на диковинку.
Признаться, немного иначе я себе представлял главного человека в ГАРМе.
Хватка механической конечности оказалась вполне мягкой, впрочем, уверен, что
— Присаживайтесь!
Он кивнул на кресло напротив камина, над которым висел длинный фламберг с пламенеющим лезвием.
— Чай? Кофе? Или что у вас в Сибири предпочитают пить? Липовый мед?
— Чай, спасибо, — сказал я и расположился в кресле. — Кофе предпочитаю утром.
— Зиночка, плесни нам с Евгением Михайловичем чая, будь душкой! — крикнул ректор.
— Сейчас Павел Петрович!
Ректор остановил кресло напротив меня и как-то совсем по-простому упер свою «клешню» себе в бороду.
— Да уж… — пробормотал он после минутного молчания. — У вас прямо его глаза, Евгений Михайлович. Сколько вам сейчас?
— Восемнадцать. Вы тоже знали моего отца?
— Конечно. Мы с Михаилом Александровичем поступили в один день и когда-то были хорошими товарищами. Сколько Монолитов мы закрыли? И сосчитать боюсь, да и не упомню.
— Приятно слышать.
— Да, а я уже и не гадал, что Скалозубов снова вернется в ГАРМ, — он продолжал изучать мое лицо, а механические пальцы теребили бороду. — После стольких лет в ссылке… Надеюсь, родовой перстень с вами?
— Да, но мне сказали особо им не светить.
— И это правда. Правила у нас строгие, и если вы поступите к нам, вам лучше не доставать его из тумбочки. У нас учится огромное количество молодых людей из самых блестящих родов Империи — Басмановы, Воротынские, Болконские, Толстые…
Признаюсь, когда он назвал фамилию «Воротынский» меня словно кольнуло иголкой, но внешне я остался невозмутим. Вот значит как? В ГАРМе учится и отпрыск злейшего врага моего отца? Интересно… Надо бы поглядеть на него хотя бы одним глазком до того, как он решит найти меня, а то, что он решит — в этом я не сомневался.