Маверик
Шрифт:
— Почему ты решил, что будет хорошей идеей войти к нам без спросу?
— Потому что общаться телепатически я пока что не научился.
— Ковбой, ты начинаешь меня утомлять.
— Так уж я влияю на людей, — с улыбкой пожимаю плечами.
— Хорошо, что тебе нужно?
— Воспользоваться вашим Телепортариумом.
— И всё?
— И всё.
— Тогда чего ж ты, ковбой, зашёл со стороны реки? — недоверчиво уточняет он. — В том направлении нет выстоявших деревень. Одни леса и хищные
— Забавная теория. А по центральной улице я, будучи гениальным лазутчиком, попёрся, чтобы вашими избушками полюбоваться?
— А ты не хай наши жилища. Прекрасные образцы русского деревянного зодчества, между прочим. Некоторые ещё при Николае отстроили.
Этот мгновенный переход от просторечия к высокому стилю заставляет меня сощуриться. Григорий не настолько недалёкий, как может показаться на первый взгляд.
— Зачем ты по улице пошёл? — продолжает он. — Быть может, чтобы отвлечь наше внимание, пока твои подельники факторию окружают?
— В чём ещё обвинишь? Титаник тоже я потопил?
— Это мы выясним, — обещающе заявляет он.
Всё это время я сканирую его слова, пытаясь определить эмоции и распознать ложь. Её не чувствую, зато полно подозрительности, настороженности и напряжённости. Открытой агрессии нет, но мне Добряк не доверяет. Впрочем, с чего бы он поступал иначе.
— Ты волостной старшина что ли? — прищурившись, спрашиваю я. — Или становой пристав, застрявший здесь
Мои слова не вызывают у него особого отклика, в том числе в эмоциональном фоне. Значит, не угадал.
Григорий молчит и переводит взгляд мне за спину, где уже несколько секунд как усиливается запах одного из дозорных.
— Чисто, — раздаётся сзади мужской голос.
А я вновь оглядываю фигуру собеседника и, наконец, пазл складывается. Въедливость, подозрительность, манера держаться и то, как умело обращается с оружием. Оно вроде смотрит в сторону, но один удар сердца, и его хозяин сможет, чуть развернув корпус, перехватить автомат, чтобы высадить в меня всю очередь.
— Нет. Не старшина и не пристав. Военный, — уверенно говорю я.
Мой визави чуть склоняет голову набок и выдаёт хорошо заученной скороговоркой:
— Сотник второй Красноярской сотни Енисейского городового казачьего полка Кондаков Григорий Семёнович. Божьей милостью глава фактории Выезжего Лога.
Приподнимаю шляпу и отвечаю:
— Егор Стрельцов, лучше Егерь, глава фактории Уайтклэй.
— Это в каком же краю такой городок находится, Егерь?
— В Америке, в Небраске.
— Занятно. Есть у меня дальний родственник, что службу несёт в Россбургском казачьем полку. Надеюсь, жив остался в этой кутерьме.
— То западное побережье, от нас не ближний свет.
Закатное солнце, тем временем, окончательно скрывается за горизонтом, и окрестности окутывает вечерний сумрак.
— Ты один, Егерь? — Григорий пристально смотрит мне в глаза.
— Нет.
— Тогда где соратники?
— Меня прикрывают. Так же, как сейчас мне в затылок смотрит винтовка оттуда, — указываю себе за спину большим пальцем на незаметное окно чердака на противоположной стороне улице. —
Мои слова Добряк встречает спокойно и невозмутимо. Лишь его движения приобретают мягкую плавность того, кто готов среагировать на любой сигнал опасности, уходя с линии огня.
— Чего ты хочешь, Егерь?
— Я же сказал. Воспользоваться вашим телепортом.
— Ребёнок у вас? — мрачнеет Григоирй. — К чему всё это? Неужели мы бы не договорились, если бы ты просто запросил проход к Телепортариуму?
Хмурюсь, потому что в стройной мелодии нашей беседы проскакивает фальшивая нота.
— Какой ребёнок? О чём ты? — чувствую, как морщится лоб.
— Хочешь сказать, что мальца вы не похищали? — недоверчиво переспрашивает мужик.
— Мы сюда прибыли двадцать минут назад. Понятия не имею, о чём речь, но скажу твёрдо: к вашим проблемам мы не причастны.
Предводитель Выезжего Лога молчит и настороженно изучает меня.
— Час назад Мишка, сын одного из наших жителей, исчез. Мы сегодня затеяли небольшое гулянье. Все заняты подготовкой, не уследили.
— Следы?
— Ведут прочь из деревни, но сегодня весь день ветрено. Их замело, поэтому возникли сложности с поиском.
— Если покажешь, откуда он стартовал, и дашь что-то из вещей потеряшки, я его найду.
— Ты к тому же ищейка? — выгибает бровь казак.
— Можно сказать и так.
Добряк долгую минуту молчит, обдумывая мои слова. Взвешивает потенциальный риск против возможной пользы и, в конечном счёте, медленно кивает.
Уже через минуту мы подходим к одному из домов, где всё вытоптано десятками ног. Жители суетились, пытаясь помочь, но сделали только хуже. Мой новый знакомый барабанит кулаком по двери, и та резко распахивается, открывая нам женщину лет тридцати. Глаза на мокром месте, дико волнуется и явно хотела бы увидеть сына, а тут всего лишь мы.