Измена. Право на семью
Шрифт:
— Когда она его получит?
— Завтра.
— Надо в гости напроситься чай попить, — глаза Нины вспыхивают злорадством.
— И откуда такая нелюбовь к моей тете? — вскидываю бровь. — Тихая, неприметная женщина, которая особо не отсвечивает.
— Вот таких и надо бояться, — Нина мило улыбается. — Тихие женщины обычно змеи подколодные, Валера.
— Я не силен в женских намеках.
— Это уж я поняла, — Нина фыркает. — Ты вообще знатный тугодум.
— В последнее
— А хочешь сказать, что я несправедлива?
— Несправедливы в попытках запугать меня Юрой, — смотрю на Нину спокойно и прямо. — Это было по-детски и глупо, но меня радует тот факт, что вы решили поучаствовать в жизни дочери.
— Это что еще за намек? — Нина медленно выдыхает.
— Я не считаю вас хорошей матерью, как и вы меня хорошим мужем.
— Да как ты смеешь…
— Думаете, что я несправедлив? — удивленно приподнимаю бровь.
Нина дергается, будто я ей дал пощечину. Отворачивается, закусив губы и медленно выдыхает.
— И нет, после разбитой вазы за Викой должны были побежать именно вы, — пробегаю пальцами по краю чашки. — Она ищет защиту, от меня.
Наши взгляды встречаются, и Нина смахивает слезу со щеки. Наверное, мне не стоило говорить ей своего очень важного мнения насчет их отношений с Викой.
— Ты ее обидел, — она шмыгает и прижимает салфетку к носу.
— Пусть я и тугодум, но это я уже понял, — расстегиваю несколько пуговиц под воротом рубашки.
— И что теперь? — глаза у Нины становятся холодными и колючими.
— Я думаю, что вам пора, — встаю и подхватываю вазочку со стола. — Я не настроен сейчас на разговоры.
Выхожу из кухни, чувствуя взгляд Нины на спине. Честное слово, если она сейчас вновь кинет меня очередным оскорблением, то я не сдержу себя и разнесу дом в щепки. И только чертову вазочку оставлю целой.
Глава 33. Муки выбора
Скрип двери и тихие шаги вырывают меня из тревожного сна. Машинально закрываю спящую Соню рукой и испуганно смотрю на Валерия, который подходит к кровати и молча ставит на тумбу вазочку. Маленькую, розовую и с аистом. Пребывая в сонном недоумении, медленно моргаю.
— Доброе утро, — шепчет Валерий.
Сон никак не хочет меня отпускать из липкой паутины. Почему вазочка целая, если я ее разбила на мелкие осколки? Склеил? Перевожу взгляд на вазочку и трещин со следами клея не вижу. Вновь смотрю на Валерия и сипло спрашиваю:
— Что это?
Очень глупый вопрос, но на большее я сейчас не способна.
— Ваза.
— Я знаю, но…
— Пришлось найти другую, — устало вздыхает. — Она же тебе понравилась.
— Да, понравилась.
Очень неловкий разговор, и я сейчас чувствую детское удивление. Я уже успела оплакать милую вазочку, попрощаться с ней и испытать сильную горечь от потери, а сейчас вижу ее целой и невредимой. Волшебство, не иначе.
— Я пойду приму душ, — Валерий разворачивается и шагает к двери.
— Почему? — задаю я тихий вопрос и приподнимаюсь на локте.
— Потому что мне надо привести себя в порядок перед завтраком и целым рабочим днем, — в легком изумлении оглядывается.
—
— У тебя вчера был такой вид, будто ты не вазу разбила, а… не знаю… близкого человека убила, — Валерий зевает и прикрывает рот кулаком. — И это же я вазу решил купить… Вика, мне сейчас тяжело думать и говорить. Я принес тебе новую такую же вазу и все на этом.
Выходит, а я аккуратно сажусь, чтобы не разбудить Соню. Я не знаю, как мне отнестись к произошедшему. Ничего подобного раньше не случалось. И не стал бы Валерий в ночи искать вазочку, чтобы меня порадовать и успокоить. Я в первый раз, что ли, ныряю в истерику?
Объяснение я нахожу лишь одно: моего мужа похитили инопланетяне и кто-то из них занял его место. И сейчас зеленому человечку в шкуре Валерия надо влиться в социум, семью и не привлекать к себе внимание, но он-то не в курсе, что его жертва — черствый сухарь, который не способен на проявление нежности ко мне.
Или способен?
Меня накрывает волна запоздавшего смущения. Взгляд на вазочку, и сердце подпрыгивает. Он целую ночь потратил на то, чтобы найти “глупую безделушку”, в ценности которой он очень усомнился. Хочу глупо хихикнуть, схватить вазочку и спрятаться под одеяло, но меня приводит в чувство Соня. Она тянет ручки и ножки, недовольно причмокивает и своим тихим покряхтыванием дает понять, что вот-вот расплачется.
Чего это ты, мать, на вазочку так смотришь, когда дочу надо покормить, расцеловать, потискать и подгузник поменять. Сначала я, а потом уже все остальное.
— Ты же моя булочка сладенькая, — целую ее в щечки и трусь носом о ее подбородок.
Когда Соня переодета, накормлена и наслаждается погремушкой, а я своей замечательной вазочкой, в спальню заглядывает Мария:
— Проснулись?
— Мне надо в душ, — отставляю вазочку и улыбаюсь, — подменишь меня?
Мария с подозрением смотрит на меня: