Последний бой
Шрифт:
— О, до вашего высочества еще не дошли печальные известия, — Фридрих Вильгельм грустно хлюпнул носом, показывая, насколько сильное горе поразило нас всех. — Мой отец две недели назад скончался. Увы.
— Мои соболезнования, — я успел перехватить быстрый взгляд, который бросил Наумов на сына покойного. Что у них тут происходит? — Я помню, его терзала серьезная болезнь, да и ваш отец был не молод. На все воля Божья, но нам его безусловно будет не хватать, — так и кого мне поставить на его место, вот в чем первейший вопрос, к тому же, наверное, безутешного сыночка, другой кандидатуры у
— Благодарю, ваше высочество, — Фридрих Вильгельм опустил голову и тяжело вздохнул. Хорошо еще слезу не пустил, а то ведь я все ждал, когда он это сделает. Но подобный жест был бы настолько явным перебором, что ему не поверил бы и новый глава городского совета Киля, как же его все-таки зовут? Да и я прекрасно помню, как Фридрих Вильгельм отзывался об отце в нашу первую с ним встречу. Он только смерти ему скорейшей не желал, а, может быть, и желал, я уже не помню дословно, о чем мы говорили. Тут скорбящий поднял голову и сказал. — Хоть отец и страдал от ряда тяжелых заболеваний, но он мог бы еще пару лет точно протянуть, ему хорошо было у моря. Он погиб в результате несчастного случая.
Та-а-ак, надеюсь его не кабан растерзал. Здесь точно что-то творится, и что-то чрезвычайно странное, потому что Наумов молчит, не пытаясь что-то сказать, хотя точно что-то знает.
— Ваше высочество, — о, вот и командир полка, оставленного мною здесь решил со мной пообщаться. — Разрешите представить вам Герхарда фон Дюваля, посланника к вам от его величества короля Фридриха Прусского, — и он указал на того самого типа, которого я не мог вспомнить, несмотря на прикладываемые усилия.
— Вот как, — я заговорил, растягивая слова. Сам не понимаю, что заставляет меня так делать, но каждый раз начинаю растягивать гласные. Учитывая, что мы говорили сейчас по-немецки, это звучало как минимум странно. — И что же делает здесь посланник его величества в
— Полагаю, ваше высочество, вы согласны с его величеством, что на разговор всегда можно найти время? — я сдержанно кивнул. — Его величество весьма обеспокоен тем, что происходит между вами. Он пребывает в замешательстве и не может объяснить себе, с чем же связано охлаждение ваших отношений. — «С тем, что я не барабанщик, мать твою», как бы мне не хотелось вот так ответить, я сумел сдержать язык за зубами и просто промолчать. — Узнав, что вы намеренны посетить Киль, он отправил меня к вашему высочеству, чтобы мы смогли выяснить те проблемы, из-за которых вы оба лишены весьма приятного общения.
— Извините, но я устал с дороги, — я его перебил на полуслове. — Завтра с утра, я думаю можно будет встретиться и поговорить. А пока прошу меня простить, но я вынужден откланяться. Наумов, герцог, следуйте за мной, — и оставив пруссака стоят и смотреть мне в след, приоткрыв рот, я так быстро, как позволяло мне не очень хорошее самочувствие, направился к карете, ожидающей меня неподалеку. Вопрос о «несчастном случае», приключившемся с моим генерал-губернатором, стоял для меня на первом месте, и, как мне казалось, в причинах «несчастного случая» скрывался ответ на вопрос, откуда Фридрих вообще узнал о том, что буду примерно в это время в Киле. И лучше бы безутешному сыну рассказать мне все без утайки, потому что я вполне способен на осознанную жестокость и сейчас вплотную подошел к той черте, переступив которую, точно смогу в этом убедиться.
Глава 9
Петр Семенович Салтыков считал сам себя сибаритом, любящим хорошо и вкусно покушать, запить отменную еду отличным вином, и все это желательно проделать в приятном обществе, среди остроумных собеседников и хорошеньких женщин. Он терпеть не мог любой дискомфорт, и путешествовать предпочитал в карете, утверждая, что не с его статью по седлам, словно отроку неразумному скакать.
Но, как только он попадал на поле брани, то брезгливо морщившийся при виде большой лужи Салтыков мгновенно преображался, становясь отличным офицером, прекрасным стратегом и любимым солдатами генералом. Он сразу
Он оставался доблестным генералом все то время, пока армия, понесшая потери, хоть и не такие разгромные, как армия прусаков, догоняла Ласси, спешащего достичь Дрездена быстрее Фридриха. Догнать не получилось. Армии соединились уже возле города, к которому Ласси успел подойти, и даже уже одержал уверенную победу с вышедшими из города полками, оставленными Фридрихом в качестве городского гарнизона.
После того, как остатки разгромленного гарнизона ретировались под защиту городских стен, всякие боевые действия прекратились. Город ощетинился превосходной линией обороны, через которую Ласси не рискнул ломиться напролом. Тем более, что приказ Великого князя был весьма недвусмысленнен — ждать определенного сигнала. Сколько ждать, Ласси понятия не имел, так же, как не знал ничего про сам сигнал, поэтому решил на всякий случай разработать план взятия города, чтобы не остаться в чистом поле накануне зимы против сорокатысячной армии Фридриха, спешащей к Дрездену.
Как только Петр Семенович разместил своих солдат и лично убедился, что они устроились нормально, что все накормлены, одеты, обуты и не больны, он прошел в свой шатер, чтобы хотя бы на время вернуть себе столь любимое и родное сибаритское состояние, по которому успел соскучиться. И только после того, как облачился в свой тщательно оберегаемый от всех невзгод камзол, расшитый золотом и тончайшим кружевом, Салтыков отправился разыскивать Ласси, чтобы доложить о своих успехах и узнать последние новости.
— Петр Петрович, никак ты решил применить к Дрездену самую что ни на есть осаду? — спросил он фельдмаршала, как только подошел к нему поближе.
Ласси стоял на не слишком высоком холме и разглядывал город, раскинувшийся прямо перед ним.
— С теми силами, что у нас имеются, мы сможем взять его, понеся чудовищные потери. Да и осада, боюсь не сможет стать полноценной, потому что нам не удастся окружить город плотным кольцом. Я вообще не понимаю, чего мы можем здесь ждать? И как Фридрих сумел завоевать Дрезден?