Ратник
Шрифт:
— Если бы это было так, то ты не сумел бы ко мне подойти. Видишь циновки на полу? Под ними я описал мелом круг. И перед приходом твоим усердно молился, прося Всевышнего защитить меня от происков Лукавого. Ты бы просто не смог переступить черту, если был дьявольским слугой.
— И это мне говоришь ты? — удивленно покачал головой Андрей. — Отче… ты меня разочаровываешь. Что за вздор? Откуда ты это вообще взял?
— Всем о том известно, — настороженно ответил священник.
— Всем известно? Прелесть… какая прелесть… Напоить скоморохов и узнать много интересного
— Постой! — воскликнул священник.
— Что еще? — не оборачиваясь спросил парень.
— Мы не враги тебе.
— И я не враг вам. Но ей Богу ума не приложу, что мне делать с этой молвой.
— Люди просто так не скажут.
— Люди? Ха-ха! Три раза. И если бы просто люди. Ведь их кто-то надоумил. Или, ты скажешь, что простые горожане Тулы али Москвы ведают о князе-оборотне?
— Но ты ведь о нем ведаешь. Я тебе не сказывал о том, что Всеслав был оборотнем.
— Я много общался со скоморохами в былые годы.
— Никогда за тобой этого не замечал.
— Значит плохо смотрел.
— Да куда уж лучше? — хохотнул священник. — Андрея я с пеленок знал. И ведаю, что он скоморохов на дух не переносил. И как-то с ватажкой таких же молодых сорванцов даже побил их.
Андрей промолчал, мрачно уставившись в пустоту перед собой.
Отец Афанасий тоже молчал. Только в отличие от хмурящего парня он улыбался.
Немного помедлив в дверях Андрей решительно пошел вперед. И, толкнув дверь, покинул церковь. Подле нее ждали его люди. Пора было ехать на смотр. Он специально заглянул к священнику перед выездом, так как тот позвал его, сославшись на что-то важное.
— Что он хотел? — спросил Кондрат.
— Благословение дать.
— А чего хмурый такой?
—
— А-а-а, — понимающе кивнул боевой товарищ отца и подмигнул остальным. Как бы намекая на то, что все уже в курсе.
— Твою мать… — процедил Андрей. — По коням!
Смотр был похож на цветущее поле. Или, скорее, на слет попугаев. Потому как помещики выехали на него, надев все лучшее. Самую яркую и пеструю одежду, что в те годы ценилась особенно высоко. Однако полк в этот раз выглядел намного лучше, чем прошлой весной. Да, годных для полноценной службы, прибывших с двумя конями не стало больше. Если не считать людей Андрея или ассоциированных с ним. А вот пеших поубавилось, благодаря усилиям парня. И теперь их была не половина, как в прошлый раз, а всего лишь четверть. Увеличив пропорционально группировку тех, кто имел одного коня. Для серьезных походов такой полк, конечно, все еще годился мало. Но оперировать вблизи Тулы теперь мог. И представлял куда большую силу, чем раньше. Ощутимо большую.
Сам парень ехал, опустив свою личину-забрало. Ему было тошно. И он не хотел «торговать» кислым лицом. Со стороны же это выглядело так, словно он красовался, подчеркивая свое исключительное положение.
Просто еще изюминка на торте. Ведь он в своем ламеллярном доспехе, окруженные похожим образом упакованной четверкой послужильцев и тремя товарищами выглядел феерично на фоне остального полка. Ведь в нем лишь воевода имел османский зерцальный доспех, лишенный, впрочем, украшений. Сотники красовались в бахтерцах, но тоже не выдающихся. Остальные довольствовались кольчугами. И тут такая компания…
Появился он на смотре последним. Только его и ждали. А так как от священника прибежал служка, сообщил, что отец Афанасий Андрея задерживает, то обошлось это без последствий.
Он ехал, а помещики вполне радостно приветствовали его. И ему приходилось отвечать тем же. Хотя на душе кошки скребли после недавнего разговора.
Поравнявшись со своим сотником он чин по чину с ним поздоровался и встал к сотне. Где и, погруженный в рефлексировании, дождался вызова.
— Я смотрю,
— Так и есть. Старался.
— Хорошо старался! — добродушно заметил воевода. Он уже был наслышан о том, как поступили с Андреем на прошлом смотре и хмурый его настрой трактовал по-своему.
Окладчик доложился, рассказ про все имущество, каким владел Андрей. Во всяком случае, в рамках обычая. Торговлю там или крепость не учитывали. Только землю. И ее населенность. Причем не задворными людьми или еще какими, а полноценными крестьянами да бобылями, привлеченной к земельной обработке. И получалось, что со ста четвертей пустой земли Андрей выехал сам в броне доброй, при оружии и о двуконь. Вывел четырех послужильцев так же готовых к полноценной дальней полковой службе и двух кошевых слуг.
— За выставление воинов сверх обычая тебе полагается дать оклад большой, — произнес воевода. — Мню, те несколько рублей тебе, что капля в море. Посему предлагаю наделить поместьем, рядом с вотчиной твоей.
— Хорошо, — нейтральным тоном ответил Андрей.
— Ты не рад?
— Жду подвоха.
— Нет никакого подвоха. Три четвертей земли доброй-угожей оклада кладем тебе, рядом с вотчиной твоей. Да неудобья промеж них под выпасы и покос. И деньгами восемь рублей.
— Служу царю! — гаркнул Андрей, ударив себя кулаком по груди.
— Хорошо служишь! — максимально добродушно воскликнул воевода и хлопнул парня по плечу. — Но нужно будет еще послужить. Сам знаешь, татары совсем страх потеряли. Каждый год терзают наши земли. Ты лучше всех готов к службе. Так что надлежит тебе незамедлительно выступать на юг да караулить их набеги. Дабы мы не прозевали большой набег их. С тобой пойдут товарищи твоего отца — Кондарт, Аким и Федот. Ну да ты их хорошо знаешь.
— А десятник кто?
— Десятник ваш преставился. А нового пока не поставили. Но тебя старшим не поставлю. Ты уж не обессудь. Юн слишком. Старшим у вас пойдет Кондрат, как самый старший и многоопытный. — произнес воевода, внимательно отслеживая реакции собеседника.