Я - истребитель
Шрифт:
Это самомнение я получил, пробуя летать на самых разных типах самолетов, и на первых же минутах сразу понимал, что и как можно с машиной делать. Чувствовал ее. Даже во время авиашоу во Франции над аэродромом Серни-Ферте-Алле под Парижем в прошлом году на В-24 «Либерейтор», который мне разрешил пилотировать хозяин этого самолета. Так я почти сразу его «понял»! Несмотря на то что рядом сидел хозяин и с тревогой смотрел, что я делаю. Однако спор с дядей Жорой — что не справлюсь с бомбером —
— Возвращаться мы не можем… — начал было говорить Никифоров, но я досадливо перебил:
— Да не в этом дело! Я покаего не почувствовал, мне нужно время. Так что я сейчас буду делать небольшие маневры и виражи, вы внимания не обращайте, лучше за воздухом следите.
— Мы с курса сбились. Возьми на семь… это правее, — подсказал он.
— Знаю я, как ориентироваться, — пробурчал я, делая осторожный поворот направо.
Через некоторое время впереди показалась линия фронта. Благодаря дымам от горящей техники она была хорошо заметна.
— Курс семнадцать, — скомандовал Никифоров.
Повернув, куда он приказал, я внезапно для всех заорал:
— А-а-а! Есть! Чувствую машину!!! Чтоб ее… в… и…
— Командир, в чем дело?! — попытался докричаться через мой мат штурман.
— Я машину почувствовал!
— Все нормально? — осторожно спросил Никифоров.
— Норма! Все! Самолет мой! — И в подтверждение сделал бочку с выходом из пике.
— Командир, больше так не делай. Или лучше предупреждай, мы и так поняли, что у тебя все в порядке, — отчитал меня политрук под одобрительное молчание Степанова.
— Подходим
— Работаем, — ответил я.
Во время поворотов я внимательно осматривал землю, изредка отвлекаясь от наблюдения за небом. Особист постоянно бубнил, передавая данные о местоположении немецких и наших войск, количестве и вооружении. Честно говоря, что он там видел на изрядно задымленной земле, не понятно, но он не умолкал ни на минуту, при этом указывая, где и куда мне повернуть.
В километре от нас двенадцать «хейнкелей» бомбили наши войска, неподалеку висела «рама», от чего я крепко сжимал штурвал — так хотелось атаковать их.
— Командир, под нами мост и скопление войск. Штаб приказал разбомбить его, — сказал Никифоров, на миг прервав передачу данных.
— Ху…м, что ли?
Оба члена экипажа засмеялись.
— Нет. Думаю, вторым вылетом. Взять полную нагрузку и… Справимся?
— Не знаю, я истребитель. Не бомбил никогда. Попробуем.
Мы висели над войсками Вермахта еще минут тридцать, после чего ушли от места прорыва на юг, согласуясь со штабом фронта.
— Товарищ политрук, горючка на исходе, — сказал я особисту.
— Сейчас… Возвращаемся, нам дали разрешение.
Самое сложное — это посадка. К счастью, наблюдение за воздухом взяли на себя члены экипажа, так что отвлекаться мне не пришлось.
— Есть касание, — пробормотал я и стал притормаживать самолет, полностью убавив газ. Когда мы подкатили к месту стоянки, где нас уже ждали топливозаправщик, машина с бомбами и механики, я дал газу, лихо развернулся и заглушил моторы. От штаба к нам пылила полуторка с командованием.
Я последним вылез из машины и встал под ветерком, который остужал мое разгоряченное тело.
— Хорошо-то как!.. Слушай, а нас кормить будут? А то есть охота.
— Не знаю, товарищ старший сержант.
— Будут, товарищ старший сержант, столовую предупредили… да вон уже несут! — поторопился обрадовать один из ползающих по самолету механиков.
И действительно, от столовой к нам быстрым шагом, даже можно сказать трусцой, спешили две официантки с термосом и корзиной.
Особист вместе с фотоаппаратом убежал в штаб, оставив у машины капитана Смолина. Переговорив для начала с механиками, тот направился к нам.
— Так, товарищ старший сержант. Теперь составляем рапорт о вылете. — На свет появился лист бумаги.
Вздохнув, я встал и, используя крыло как стол, согласуясь с капитаном, быстро накидал черновик.
— Нормально. Теперь набело.
Покончив с рапортом, отдал его капитану. Тот прочел, посмотрел на меня озадаченно, что-то добавил и поставил свою подпись.
«По-русски же писал, что это он так на меня посмотрел?» — подумал я, глядя, как начштаба неторопливо шагает через поле.
— Кушайте, товарищи летчики, — раздался позади девичий мелодичный голосок.
— Что у нас сегодня, Любаш? — спросил я у знакомой официантки.
— Вареники.
— Вишневые?
— Нет, товарищ летчик. С творогом.
Вернувшийся без фотоаппарата особист присоединился к нам. Быстро пообедав, мы снова заняли свои места и, получив разрешение, пошли на взлет.
— Ну ни хрена себе!!!
— Что? — спросил особист.
— Да как ей управлять теперь?! Мы сколько взяли?
— Так механик же говорил…