Я - истребитель
Шрифт:
— Понятно.
Палатки уже свернули. Штаб заканчивал грузиться на машины. У «эмки» стояли несколько командиров, некоторые, как и Виктор, в летных комбинезонах и шлемофонах, среди них я заметил Никитина.
— Товарищ майор, сержант Суворов по вашему приказу явился. — Отдание чести получилось каким-то кособоким из-за раны, но комполка ничего не сказал.
— Ты как? — спросил он.
— Норма, товарищ майор.
— Тогда слушай приказ: нужно перегнать ЛаГГ на другой аэродром. Кроме тебя, сам понимаешь, никто это сделать не сможет, а перевозить его по земле…
— Да.
— Парашют и летный костюм у истребителя. Сейчас у начштаба получи летное предписание, свой позывной и карту с указанием, куда перебазироваться.
Убрав карту и предписание в планшет, я быстро зашагал к своему ястребку под рев моторов взлетающих бомбовозов. Когда уже подходил к капониру, пошла на взлет «чайка».
— А почему все разом не полетели? — спросил я у старшины, своего механика.
— У всех разные скорости, вот, чтобы не подстраиваться, майор и приказал вылетать в разное время, — пояснил Семеныч и принялся помогать мне собираться. Убрав сидор за бронеспинку, я подошел к сложенным на крыле вещам.
Надев комбинезон и шлемофон, поменяв очки на свои, я стал одевать парашют, постоянно морщась от боли. Дождавшись, когда старшина застегнет подвесную систему как положено, с его помощью залез в кабину и запустил мотор. Пока он прогревался, я пристегнулся и подключился к радиостанции «Орел», установленной в самолете. В первый свой на этой машине вылет я отправился мало того что без парашюта, так еще и без шлемофона, то есть без связи с полком.
— Малой вызывает Гнездо. Прием! — прижал я к горлу ларингофоны.
— Гнездо на связи, Малой. Прием! — Радиостанция шумела ужас как, но разговаривать, хоть и с трудом, было вполне возможно.
— Малой просит разрешение на взлет.
— Малой, можете взлетать, полоса свободна. Прием!
— Гнездо, вас понял, выхожу на полосу.
Махнув рукой, чтобы закончившие грузить имущество бойцы отошли, захлопнул фонарь и вывел ястребок из капонира на старт.
Дав газу, я стал разгоняться. ЛаГГ без проблем оторвался от полосы. Убирая шасси, я обернулся и посмотрел на колонну техники, уезжающую с аэродрома, и догоняющую ее одиночную полуторку с бойцами и моим механиком. В некоторых местах поднимались дымы, там горела техника, которую мы не могли забрать. Горел «мессер», что я принудил к посадке, горели «пешки», все горело.
Еще раз осмотревшись, нет ли немецких охотников рядом, я с набором высоты направился к новому месту базирования полка.
Наш бывший аэродром находился правее Минска, а теперь мы перебазировались за город, примерно километров на сто двадцать, если судить по карте. Короче, минут двадцать полета.
Меня слегка удивило, с какой легкостью меня отпустили. Вряд ли проверка закончилась, да и Никифорова у штаба не заметил, что было странно.
Поднявшись на три тысячи метров, чем грубо нарушил приказ майора лететь на бреющем, я осматривал окрестности, наблюдая как за воздухом, так и за землей. Крутившуюся вдалеке стайку птиц я сперва принял за воронов, но потом сообразил, что слишком слаженно они пикируют к земле. Сойдя с курса, повернул в ту сторону, уже догадываясь, что увижу, и я не ошибся. Стая птиц оказались восемнадцатью «штуками», штурмующими наши стрелковые колонны, идущих к городу. К лаптежникам я шел с набором высоты, когда до них осталось километра три, был уже на четырех тысячах.
«Ой, чую, влетит мне за это!» — но все равно, рукой прижав ларингофоны поплотнее к горлу, сказал в эфир:
— Гнездо, я Малой. Прием! — И только треск помех был мне ответом.
— Гнездо, я Малой. Прием! — «Гнездо» молчало, видимо, во время движения радист отключил радиостанцию.
— Гнездо, я Малой. Прием! В квадрате семьдесят шесть — двенадцать обнаружил восемнадцать «юнкерсов», штурмующих наши войска в движении. Атакую. Как
— Малой, я Гора. Приказываю атаковать «юнкерсы». Как поняли? Прием! — долетел до меня чей-то искаженный голос с командными интонациями.
— Гора. Я Малой, вас понял. Атакую!
Я к этому времени уже был над пикировщиками и, выбрав цель — понятное дело ведущего одной из групп, — бросил истребитель в пике и с ходу поджег «штуку».
Не глядя, как тот воткнулся в землю, вышел из пике и снова сделал «ухват» — поджег последнего в строю лаптежника. От моей трассы почти в упор он практически развалился в воздухе. После атаки я потерял скорость и тут меня подловили бортстрелки «штук».
Получив мощный удар, я вывел истребитель в пологое пикирование. На лобовое стекло стало брызгать маслом. Несколько раз стукнув, заглох двигатель. Посмотрев на замершую лопасть винта, я стал осматривать землю, выбирая, куда сесть. Прыгать не хотелось. В основном из-за того, что не хотел терять свой истребитель.
«Вот и подловили „аса“, гады!» — зло думал я.
— Гора, я Малой. Во время атаки сбил два «юнкерса». Штурмовка наших колонн сорвана. «Штуки» уходят к себе. Во время боя получил тяжелые повреждения самолета, вынужден выйти из боя. Прием!
— Малой, я Гора. Где вы находитесь? Прием!
— Гора, я Малой. Нахожусь над колоннами наших войск. Прием! — Говорить свой квадрат не хотелось, кто его знает, что это за «Гора».
— Малой, я Гора. С вами все в порядке? Прием!
Припомнив свой любимый фильм «В бой идут одни старики», я ответил в тему:
— Гора, я Малой. Все в порядке… падаю!
Дальше говорить было уже невозможно, высоты почти не осталось, пора заняться посадкой.
Для вынужденной я выбрал часть дороги, свободной от дымящейся техники и бойцов. Люди в основном все еще находились в укрытиях, в кюветах, в лесу, где прятались от штурмовиков. Я не знал, сколько их тут, но точно больше дивизии. Наверняка корпус.
Выпустив шасси, под свист рассекаемого крыльями воздуха ЛаГГа мягко коснулся колесами дорожного покрытия, и если бы оно было ровным, то совсем бы было хорошо. Однако в России две беды: первая — это я, другая — это то, на что я сел.