Начальник милиции
Шрифт:
Только сейчас я заметил, что кабинет полон людей в милицейской форме.
Те скромно притулились на стульях по стеночке, как воробушки на жердочке. Примерно десять ментов и женщин. Хотя они тоже — ментовки. В серой форме, как на подбор, и с ними Кулебякин-Черномор.
Поймал на себе взгляды «коллег» с немой ухмылочкой. В их глазах так и читалось, мол, это залёт, лейтенант. Сейчас майор на тебе отыграется, и нам меньше достанется.
Известно, что у каждого начальства есть определенная доза
Я прикинул. Во сколько должна быть планерка? В восемь? Нет, не похоже, чтобы он их тут уже час мурыжил. Слишком свежи ментовские морды, слишком чисты их блокноты, которые они держали в руках, будто собираясь записывать умное, вечное и коммунистическое, что должно литься из уст шефа.
— В восемь сорок пять, — выдал я предположение.
— Вот именно! Морозов! В восемь сорок пять, ядрёна сивуха! А ты насрал на регламент, понимаешь! Сегодня на планерку опоздал, завтра на работу не выйдешь, а послезавтра что? Уволишься? И по кривой дорожке пойдешь?
Присутствующие одобрительно хмыкали, кивали и скрытно лыбились… Вот паразиты, я же вам ничего не сделал. Или сделал? Просто не помню…
— Кстати, Петр Петрович, — имя начальника я успел еще раз подглядеть на входной двери. — Я вот как раз и хотел уволиться. Как там бумага про это пишется?
— Какая бумага? — недоуменно забарабанил пальцами по столу Кулебякин.
— На увольнение. Жизненные обстоятельства, несовместимые со службой в органах, так сказать… Не сложилось у нас с вами, но вы не переживайте, вы еще начальник не старый, нового инспектора себе найдете.
Ну, думаю, сейчас как стукнет по столу, как прикажет
— Ха! Ну вы посмотрите, товарищи! — и правда грозно хлопнул ладонью по столу майор, а присутствующие вздрогнули. — Ты чего несешь, Морозов? Какая бумага?! Бумага в сортире, а у нас документ! Рапорт, мать японца за ногу! Чему тебя только в школе милиции учили? Уволиться он захотел, ты ничего не перепутал?! Это ГОВД Зарыбинска, а не совхоз «Красный колосок». Уволиться! На-ка, выкуси!
Майор скрутил фигу и тыкал ей над столом, а присутствующие почему-то опустили головы, будто принимали дулю на свой счет. А я размышлял, почему так уверен начальник, что я не уволюсь, к чему бы это? В голову закрались нехорошие подозрения. Но все разрешилось через несколько секунд.
— Мария Антиповна, — обратился майор к даме возраста среднего, но еще интересного и относительно свежего.
Та встала со стула, одернув не по уставу укороченную, не закрывавшую колени юбку. Ее безупречно подогнанная форма выгодно подчеркивала фигурные прелести хозяйки. Приятные для взора любого мужчины. Талия что надо, а попа и грудь смотрелись по девичьи наливными, и лишь взглянув на лицо, можно было понять, что это не пионерка давно. Хотя и на лицо она оставалась довольно симпатичной. Шикарные рыжие оттенка хны волосы, чувственные, как у породистой лошади, глаза со взглядом немного игривым и интригующим, как у незамужней или разведенной.
— Да, Петр Петрович, — проговорила женщина, поблескивая улыбкой и звездочками старлейки.
— Объясни этому балбесу, как кадровик. Что будет, если он уволится?
— Как выпускник высшей школы милиции лейтенант Морозов обязан отработать в органах внутренних три года.
— Слыхал, Морозов? — торжествовал майор. — Три на хрен долгих года! Ты и года еще не отработал, — он снова повернулся к Марии Антиповне и спросил: — Скажи,
— Ну-у… Петр Петрович, такого прецедента у нас ни в области, ни в городе не было еще. Надо документацию поднимать, смотреть… Вообще, если такое случится — теоретически, конечно — то мы обязаны уведомить прокуратуру о таком факте, а они уже будут разбирательство проводить.
Этот расплывчатый ответ показался, видимо, более чем удовлетворительным начальнику.
— Слыхал, Морозов! — со злым задором шумел тот. — Прокуратура по тебе плачет! Государство деньги на тебя потратило, четыре года в высшей школе на госдовольствии! Облачало, поило, кормило, а ты — к нему задом? Не выйдет, Морозов, не с того службу начинаешь. Будешь работать как миленький!
И, наконец, ухмыльнулся этак длинно, что в фильме злодей:
— Ты единственный кинолог в городе, где еще на твое место другого болвана найдешь?
Я прикинул… Начинать новую жизнь с терок с прокуратурой как-то не с руки. Отсвечивать сейчас мне никак нельзя. Если создать прецедент, то власти всех вертикалей вмиг обратят на меня пристальное внимание. Выскочек в СССР не любят. Все мы равны, плюс-минус. Я не сын партократа и не директор фабрики, чтобы выделяться. Следовательно, госмашина меня может хорошенько прессануть. А там и чекисты подключатся, мол, офицер милиции против системы пошел, это уже госизменой попахивает.
Вот влип! Неужели придется еще два года чалиться?.. И тут срок мотать, выходит. Что ж. Придумаю что-нибудь, выкручусь. В конце концов, можно на больничный уйти, потом в отпуск, потом снова на больничный… Эх… Не привык я гаситься, дела надо делать, жизнь строить, а тут такое…
С этими мыслями я развернулся и пошёл на выход.
— Морозов! — крикнул вдогонку начальник. — Ты куда намылился? Ядрёна сивуха!
— Работать, товарищ майор, работать.
— Сядь на место, лейтенант! Я тебя не отпускал!