Титан империи 4
Шрифт:
Хоп, и она уперлась отползающему дедушке Саблину прямо лицо.
— Не сметь стрелять в деда! — заверещал он.
Грянул оглушающий выстрел, полетели осколки и меня откинуло обжигающей взрывной волной.
Теперь мне стал ясен смысл выражения — «из пушки по воробьям». Я кряхтя поднялся, а когда облако дыма рассеялось, увидел, что на месте старика осталась лишь огромная черная воронка.
На танковой башне открылся люк, и оттуда вылезла
— Брат! — замахала она мне руками. — Залезай и валим отсюда!!!
Я не стал заставлять просить себя дважды и, запрыгнув на пушку, побежал по ней к башне. Настя тут же освободила мне место в люке.
Едва я успел просунуть ноги внутрь, как танк дернулся и дал задний ход. Я спустился в кабину и, согнувшись в три погибели, пролез в кресло рядом с водительским, где Настя с упоением дергала рычаги.
Выбравшись во двор усадьбы, которая внешне напоминала настоящий дворец, танк развернулся на месте и, взревев двигателями, рванул прочь.
— Женя, ты в порядке?
Настя, напряженно вглядываясь в смотровую щель, все больше прибавляла газу.
— Да… А ты?
— В порядке, — ответила Настя, и тут сзади раздался чудовищный треск, а затем рев. Я бросился к люку и выглянул.
Поначалу я решил, что окончательно спятил, но нет — усадьба медленно, но верно поднималась на ноги. Через пару секунд она заревела еще сильней, и, щелкая зубами из битого кирпича, пустилась нас догонять. И бежала при этом чуть ли не в припрыжку.
— Негодная девчонка! — доносился изнутри отчаянный крик. — Ну погоди!
— Быстрее! Догоняет!
—
В следующую секунду танк врезался в ворота, с грохотом снес их и устремился в сторону зеленеющих впереди полей.
— Хорошо… — проговорил я, возвращаясь в кресло. — А куда мы едем?
— Туда! — ткнула Настя в смотровую щель.
Я посмотрел, куда она указывала, но за «линией горизонта» ничего не было. Буквально — через сто метров поле заканчивалось и обрывалось в пропасть, где зияло пустое белое пространство.
— А там что?
— Ничего! — хихикнула Настя, выжимая из тяжелой машины все, что только можно.
Я вцепился в кресло, а танк, преодолев последние метры, рванул через край и…
Рухнул вниз.
— Настя!!!
— Держись! Так мы точно проснемся! — крикнула сестра, а затем вцепилась в меня мертвой хваткой.
Мы болтались во вращающемся танке как две последние кильки в банке. Я всячески пытался не вырубиться от столкновения со стенами и уверить себя в том, что Настя еще не окончательно поехала кукухой от созерцания «приятных воспоминаний».
И тут в смотровой щели промелькнуло место, куда мы собственно и падали. Под нами распростерось исполинское око, которое смотрело прямо на нас. И да, это была гляделка нашего преследователя.
— Хреновый план! — крикнул я.
— Почему?
— Смотри!
Танк сделал еще один оборот, и я ткнул пальцем в приближающийся зрачок, напоминающий здоровенное озеро. В эту «мишень» мы и летели.
— Пощекочи меня! — вдруг крикнула Настя.
— Что?!
— Пощекочи меня, балбес! От щекотки я всегда просыпаюсь! — зарычала Настя и бросилась щекотать мне бока.
Чувствуя
Плюх! — мы упали в глаз. Танк вздрогнул, а затем перевернулся. Падение замедлилось, но во все щели начала заливаться вода. Настя самозабвенно продолжала меня щекотать, но я уже понял, что это бестолковое занятие.
Вода быстро заполнила кабину, и я, схватив сестру под мышки, потащил ее вверх и, вынырнув, уперся головой в потолок.
Падение не сработало, утопление тоже как-то не очень, про щекотку и говорить нечего. Что такое еще должно произойти, чтобы мы испугались до смерти и вырвались из и без того жуткого мира снов? Вернее, как еще должна испугаться Настя…
Сестра же хлюпала носом и жалась ко мне изо всех сил, словно только это могло спасти ее от всех ужасов реальности и мира снов. Похоже, бедняжка окончательно отчаялась.
Снаружи раздавались тяжелые удары, и танк ходил ходуном. Затем стены сотряс жуткий рев. Мы были в ловушке, поднимающаяся вода уже касалась наших подбородков.
— Брат… — дрогнули губы сестры. — Я люблю тебя, брат…
Никогда не думал, что скажу это, но…
— А я тебя нет, — ответил я и, вырастив когти, провел ими перед ее глазами.
Настя моргнула, а затем изменилась в лице.
— Что ты говоришь? Как?..
— И никогда не любил, — проговорил я, надеясь, что эти слова и есть самая чудовищно жестокая вещь, способная заставить ее взвыть от ужаса. — Брошенка.
Я замахнулся и, опустив руку под воду, вонзил когти сестре в грудь, и в ту же секунду проснулся.
Едва Евгений скрылся в своей каюте, как Ди зашла за угол, оперлась спиной о стену в неприметной нише и устало прикрыла глаза.