Измена. Право на любовь
Шрифт:
— На депозите на данный момент лежат… — юрист вытаскивает бумаги, перелистывает их и продолжает, пробежав глазами по строчкам, — лежат десять миллионов двести тысяч пятьсот рублей.
— Я на этот депозит ни копейки не вложила, — цежу сквозь зубы.
— А это уже неважно, — юрист равнодушно улыбается, — возможно, вы хотите что-нибудь оспорить?
— Хочу.
— Что?
— Я хочу оспорить решение Артура оставить мне дом и его деньги.
— Я подозревал,
— Я хочу взять и максимально спокойно развестись, — тяжело вздыхаю я.
— Тогда вам придется смириться с решением Артура Борисовича.
— Мне не нужны его деньги.
— Отдайте их мне, — юрист смеется и кладет ворох бумаг передо мной. — Переоформление документов на дом и депозит займет не так много времени. Если вам тяжело всем этим заниматься, то внизу вы найдете доверенность на мое имя.
— Мне этот дом…
— Я и его продажей могу заняться. Все вопросы решаемы, Вита. Я понимаю ваше желание спрятаться и быть гордой птицей, но это глупо. Вы имеете полное право на дом, на деньги.
“Ты мелкая упрямая дрянь, — звучит в голове голос отца, — я хотел сына, а у меня его не будет! Из-за тебя!”
“Я так орала, что меня слышали на первом этаже, — с презрением вещает мама из прошлого. — Я сознание теряла. Я чуть не сдохла. Что ты ревешь? Ты всего-то поцарапалась, а тебе еще рожать.”
— Вита, — вырывает меня юрист из размытых пятен прошлого, — держите.
Протягивает салфетку с ласковой улыбкой.
— Я плачу, да?
— Да, — он кивает. — И это нормально. Кто-то убегает, а кто-то плачет. И всем непросто. И вам стоит обратиться к психологу, чтобы пережить этот период.
—
— Я все понимаю.
Промакиваю салфеткой второе веко и говорю:
— Дом, пожалуй, стоит продать. И можно ли вырученные деньги перевести на семейный счет, который станет моим личным?
— Да.
— У вас есть ручка? — распрямляю плечи и медленно выдыхаю.
Глава 25. Найдите его... Живым...
— Где он?! — вылетаю из пустого кабинета Димы, и медсестра вжимается в спинку стула.
— Его сегодня не было…
Не защитил, не уберег, подставил под удар…
— Говори, сука, — нависаю над медсестрой, которая всхлипывает. — Что вы кололи моей жене?!
Задушу прямо в приемной, если она посмеет отнекиваться и зайду в каждый кабинет…
— Я не знаю, — медсестра всхлипывает, — только подозреваю… И… — она вся дрожит, — боюсь, что и…
— Что?!
— Вы же тоже иногда капались у Димы…
У меня в голове только одна мысль: убить и неважно каким способом.
— Он, возможно, подделывал анализы. У него есть доступ в базу нашей лаборатории. — медсестра сглатывает. — Я не думаю, что врачи, к которым он направлял анализы и вашу жену могли заподозрить что-то неладное, чтобы забить тревогу…
— Что он ей колол?
— Я, правда, не знаю, — медсестра всхлипывает, — я лишь однажды увидела, как он одну ампулу менял в упаковке с витаминами перед приходом
— Возможно? — рычу я ей в лицо.
— Это лишь мои подозрения… У меня нет никаких доказательств на руках, но, вероятно, если ваша жена сдаст кровь на прогестерон, он будет повышен. В разы.
— Я думаю, что она уже это сделала, — меня тошнит, и я не чувствую своих конечностей. — И, похоже, все не очень хорошо.
Я выхожу из приемной, плетусь по просторному и светлому коридору, а затем очухиваюсь посреди поля от своего же крика, что летит к белым облакам над головой. Я слышу свой нечеловеческий ор будто со стороны. В колени впиваются острые камни, что скрыты под травой.
Не защитил, не уберег, подставил под удар и… предал. Предал у нее же на глазах, почувствовал себя каким-то небожителем, которому дозволено все, а на деле — идиот и мразь. Мразь, которая водит дружбу с подонками и уродами, доверяет им и впускает в семью.
Я кричу и кричу, а легче не становится. Сердце сковывают холодные цепи ненависти к самому себе. Когда из глотки лезут лишь хрипы, я валюсь на спину и смотрю пустыми глазами на облака. Нет. Точка невозврата случилась сегодня. Пришло осознание, но оно меня не освободило. Слабой и дрожащей рукой я достаю телефон. На той стороне молчат и ждут.
— Найдите его…
— Кого?
Даю имя, фамилию и краткую наводку. Закрываю глаза. На языке чувствую привкус крови и пепла.
— Живым?
— Естественно.
Гудки отзываются колокольным звоном в ушах, а затем они сменяются требовательной вибрацией. Мама звонит. Хочу в ее объятия, как маленький мальчик, и заснуть под ее колыбельную, но и для нее я стал разочарованием.
— Да, мам.
— Я думаю, милый, что Карина тебя обманывает, — голос ее дрожит возмущением.
— Вероятно.