Последний бой
Шрифт:
— Бегут! — крик раздался совсем с другой стороны, не с той, с которой Груздев ожидал подрывников. Резко развернувшись в седле, из-за чего конь недовольно заржал и тряхнул головой, Олег увидел, как к ним бегут трое солдат в польской форме. Поравнявшись с ним, один из них, держась за бок и переводя дыхание через слово отрапортовал.
— Васильев подорвался. Слишком близко к телеге подошел. У него постоянно шнур гас, уже и пруссаки начали внимание на его метания обращать, так что он сделал вид, что что-то поправляет под рогожей, да и... — он махнул рукой, а потом
— По коням. Нас сейчас будут со всеми собаками искать, так что поспешим, ребятушки, авось сумеем уйти. — Пока к вернувшимся подводили коней, он негромко спросил. — Как все прошло?
— Хорошо пруссаков положило, много полегло, да еще больше раненных. Иной раз гаубицы такого урона не наносят.
— Вот только такие фокусы не чаще, чем раз в тысячу лет получаются, — невесело хмыкнул Груздев. — Был когда-то Троянский конь. Ну а мы польскую свинью подложили. И армии урон, да и короли между собой переругаются, пока истину выяснят. А чтобы как следует переругались, надо сделать так, чтобы нас не поймали, и продолжали на ясновельможных панов напраслину наводить.
И небольшой отряд под предводительством Олега Груздева, блестяще справившийся с возложенной на него миссией, поскакал в ту сторону, откуда шел навстречу прусской армии. Им предстоял сейчас длинный путь до Дрездена, который осложнялся еще и тем, что за ними вскоре будет вестись самая настоящая охота.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — процедил про себя Груздев, переходя в галоп, что еще позволяла сделать не слишком раскисшая дорога.
Карета качнулась в очередной раз и остановилась. Именно отсутствие покачивания, к которому я уже начал привыкать, вырвало меня из сна, в который
— Где мы? — со сна его голос звучал хрипло.
— Понятия не имею, — я выглянул из окна кареты. — И потому, что я не вижу вокруг никакого намека на жилье, остановились мы просто посреди поля. Сейчас выясним, — и я несколько раз сильно стукнул кулаком по стенке, отделяющей нутро кареты от козел, на которых сидел кучер. — Эй, что происходит?
Дверь кареты тут же распахнулась, словно открывший ее Михайлов ждал, когда же я заору, оповещая всех на пару верст вокруг, что мы с его высочеством изволили проснуться.
— Ваше высочество, — Михайлова отодвинул Олсуфьев и принялся докладывать обстановку. — Ваше высочество, — он наклонил голову, приветствуя моего спутника, а затем снова повернулся ко мне. — Мы находимся неподалеку от Гадебуша. Если погода не испортится, то через пару дней достигнем Шверина.
— Я помню, что мы планировали остановиться в Гадебуше, — я невольно нахмурился. — Объясни нам, вот это точно Гадебуш? — и я ткнул в направлении окружающего нас поля.
— Нет, мы немного не доехали, — невозмутимо ответил Олсуфьев. — Нам навстречу движется карета в сопровождении троих всадников. Михайлову это показалось немного подозрительно, и он велел остановиться. Тем более, что мы обогнали ваши полки уже на трое суток и с вами не слишком много охраны.
— Господи, — я протер лицо. Спросонья соображалось плохо. — Так остановите эту карету, выясните все, и поедем уже туда, где мы сможем нормально поесть, освежиться и поспать на кровати.
— Михайлов именно этим сейчас и занят, ваше высочество.
— Отойди, я хочу ноги размять, да посмотреть, какого несчастного путника собирается кошмарить Михайлов только за то, что тот решил поехать этой дорогой, — мой секретарь посторонился и я выпрыгнул из кареты, сразу же поежившись от холода. Выдохнув, посмотрел на идущий изо рта пар. Да скоро зима, и нам надо кровь
— Да пропустите меня, — невдалеке раздался знакомый голос. — Михайлов, тебе что уже пора окуляры носить, ежели ты меня узнавать не хочешь?
— А, это ты, Петр Александрович, — протянул Михайлов, словно действительно только что узнать Петьку Румянцева. — Так ведь, доложить сперва требуется, а то, вдруг в немилости ты у его высочества Петра Федоровича. Тебя же давненько при дворе Молодом никто не видывал.
— Да я по поручению его высочества здесь уже столько времени торчу, — злобно пыхтя парировал Петька.
— А мне откуда знать такие подробности? — похоже, Михайлов решил над Румянцевым как следует поизмываться. — Вот доложу его высочеству, а там, как он решит с тобой поступить, так и будет.
— Похоже, пора вмешиваться, — процедил я, направляясь в ту сторону, откуда раздавались голоса, обладатели которых были скрыты от меня каретой. — Иначе, мы здесь заночуем, а этого мне очень сильно не хотелось бы.
Румянцеву все-таки удалось приблизиться, так как он довольно успешно теснил Михайлова, строившего из себя тупого служаку, на потеху себе и окружающим. Со стороны их противостояние действительно выглядело забавным, и даже Олсуфьев просто стоял и смотрел не собираясь, похоже, вмешиваться.
— Пропусти его, — тихо проговорил я, и Михайлов сразу же отступил в сторону, а Румянцев, который до этого так рьяно рвался мне навстречу, внезапно замер, не решаясь подойти. Тогда я сам сделал шаг вперед и обнял друга, похлопывая его по спине. — Ну здравствуй, чертяка. Как прошла твоя миссия?
— Довольно успешно, Петр Федорович, я отписывался вроде, — ответил он, растянув улыбку на поллица. — Я остановился в Гадебуше, когда на единственный постоялый двор заехал Криббе. Как я понял он постой в этой дыре обеспечить должен, — я кивнул, а Румянцев продолжил. — Мы там у владельца весь постоялый двор в итоге арендовали, только для нас, для остальных посетителей он его до завтра закрыл. Пока Криббе там обустраивает все, я и выехал навстречу.