Князь Мещерский
Шрифт:
– Ну, что ж, – сказал, закончив обследование. – Болезнь запущена, но ситуация не безнадежна. Будем лечить. Ляг на спину и закрой глазки, – велел Полли.
Девочка подчинилась. Князь положил ей руки на грудь, почти полностью накрыв ее ладонями. «Что вы делаете?» – хотела спросить Мэгги, но внезапно руки князя засветились. Желто-зеленое сияние истекало из них, оно словно окутывало худенькое тело девочки. На миг Мэгги показалось, что она даже видит тоненькие ребра дочки, но это был обман зрения. Замерев, она не отводила глаз
– Спит, – сказал тихо. – Не беспокойте ее.
Мэгги заметила, что лицо его осунулось. Стоявший перед ней мужчина как будто много часов выполнял тяжелую работу.
– Утром она захочет есть, – продолжил князь. – Закажите ей в ресторане курицу, сыр, яйца. Французы привыкли завтракать кофе с круассаном, но это фешенебельный отель, здесь исполняют прихоти постояльцев. Денег не жалейте, если понадобятся, их дадут, – он посмотрел на Майкла и тот подтвердил слова гостя кивком. – После завтрака погуляйте с дочерью – ей нужно дышать свежим воздухом. Только не по улицам! Здесь много автомобилей, от них гарь – дышать ею вредно. Возьмите экипаж или такси, посетите Булонский лес, к примеру. Не утомляйте девочку – она еще слаба. Увидите, что устала, возвращайтесь в отель. Я приду вечером, и мы повторим сеанс.
– Благодарю вас, сэр! – поклонилась Мэгги. – Могу я спросить?
Князь кивнул.
– Что это было? У вас руки светились.
– Мой дар, обретенный после клинической смерти, – ответил князь. – Я несколько раз умирал в этом мире, но, как видите, выжил. Это свечение целебно. Не знаю, кто одарил меня им – Бог или некто другой, но я использую его в своей практике. Свечение лечит туберкулез.
– Спасибо!
Мэгги не удержалась, схватила ладонь князя и приложилась к ней губами.
– А вот этого не нужно, – поморщился тот и забрал руку. – Я врач, а не вельможа. Увидимся завтра!
Князь с Майклом вышли из номера, Мэгги закрыла за ними дверь, разделась и прилегла рядом с дочерью. Некоторое время она прислушивалась к дыханию девочки. Полли спала тихо – не кашляла, не ворочалась. Успокоившись, Мэгги стала вспоминать случившееся этим вечером, и не заметила, как уснула. И сон ее был легок – впервые за последние дни.
В «Максим» мы не поехали. Граф вдруг сообразил, что от генеральского чина у него только погоны и, извинившись, попросил разрешения привести мундир в порядок. Я не возражал. Мне тоже следовало привести себя в порядок перед приемом у баронессы и слегка отдохнуть после дороги. В этом времени она утомительна. Не так как в моем мире: сел в самолет в Москве – и через четыре часа в Париже. Граф пообещал заехать за мной к семи часам.
В отеле я велел служителю отгладить мой парадный мундир (к Игнатьеву я ездил в повседневном) и начистить ботинки. Сам же принял ванну и побрился. Осваиваю местные традиции. В России бреются утром – для начальства и коллег по работе, французы вечером – для любимой женщины. Соблазнять баронессу я, конечно, не собирался, но произвести благоприятное впечатление следовало. Пока я занимался собой, принесли отглаженный парадный мундир и сияющие ботинки. Я расплатился, не пожалев чаевых, перецепил на мундир ордена, надел его и рассмотрел себя в зеркале. Сойдет.
Часы на камине пробили семь. Я сбрызнул щеки одеколоном и спустился в холл. Игнатьев и жандармы ждали там. Не знаю, как это удалось графу, но на нем красовался новенький генеральский мундир, брюки с широкими лампасами и погоны с эполетами. Париж… Все можно сделать, если знать места. Я хотел
– Замечательно выглядите, Валериан Витольдович! – сказал, улыбнувшись. – Баронесса впечатлится.
– Мне следует ее соблазнить? – пошутил я.
– Сомневаюсь, что получится, – вздохнул Игнатьев. – У баронессы своеобразный вкус. Предпочитает женский пол.
Тьфу, гадость! И здесь эта зараза.
– Значит, зря старался?
– Отнюдь. Баронесса не терпит неряшливых мужчин. Причем, только их. Женщинам дозволяется небрежность в одежде.
И здесь дискриминация по полу! Кому жаловаться? Сарказм. Мы загрузились в такси и покатили по Елисейским полям. Стоял тихий, теплый вечер. Солнце еще не село, тротуары были полны парижан. Почтенные господа в пиджаках и котелках, женщины в платьях до щиколоток и шляпках, нарядно одетые дети. Мирная, спокойная жизнь. А на востоке Европы стреляют пушки и гибнут люди. Мои соотечественники…
Автомобиль миновал центр города, картина изменилась. Тротуары заполнили мужчины в просторных синих блузах с беретами на головах. Они текли вдоль улицы, сворачивали в переулки, многие заходили в кафе и бистро.
– Мастеровые, – пояснил Игнатьев. – Рабочий день на фабриках и заводах кончился, хотя для кого-то начался. Благодаря нашим заказам многие предприятия Парижа работают круглосуточно. Жалованье у мастеровых приличное, они довольны, как и их хозяева. Здесь любят русских.
Еще бы!
Особняк баронессы располагался неподалеку от Парижа. Наш автомобиль миновал пригороды и, прокатив по шоссе с десяток километров, свернул на проселок. Хотя назвать его таковым не поворачивался язык. Утрамбованное щебеночное полотно дороги шуршало под шинами «Рено», такси шло ровно, не раскачиваясь. Это вам не русские направления! Вдали показалась массивная кирпичная ограда, через несколько минут автомобиль въехал в ворота с распахнутыми створками из кованых прутьев и, обогнув огромную круглую клумбу в центре двора, подкатил к мраморному крыльцу с колоннами.