Я - истребитель
Шрифт:
— Именно, так что я сопровождаю его везде.
— Ну ладно. Хорошо. Нам пора ехать, — повторил гость, с интересом разглядывая меня. — Ах да. Меня зовут Леонид Филечкин, — опомнился он.
— Вячеслав, — протянул я ему руку.
— Старший лейтенант Никифоров, — сухо кивнул особист. Сближаться с нашим сопровождающим он явно не собирался.
— Вы уже готовы? Тогда прошу за мной.
Мы спустились в фойе, оставили ключ и вышли на улицу, где ездили редкие автомобили.
— Так мы что? В «Москве»
— Да, получился такой каламбур, вы проживали в двойной Москве. Прошу в машину, — указал Леонид на стоявшую у входа машину. Что была за марка, я затруднялся сказать, но явно не детище советского автопрома. Она была мне незнакома.
Я с интересом разглядывал родной город в военное время. На окнах, как в кинохрониках, были белые полосы крест-накрест. Но налюбоваться мне не дали, не успела машина тронуться с места, как довольно быстро остановилась.
— Приехали. Выходим, — сказал Леонид и первым покинул салон.
— Да ты шутишь? — спросил я. По моим прикидкам, проехали мы меньше квартала.
— Нет. Вот здание Центрального телеграфа, именно тут вы и будете выступать с речью.
— А, ясно. Ну что, идем?
— Идите за мной.
Здание было большим, с огромными витражами, но не во всех окнах остались стекла. Большинство оказались забиты досками и затянуты мешковиной. Я его помнил, не раз проезжал мимо на своем байке, сохранилось оно до наших времен, но сейчас выглядело другим.
— Бомба упала, — пояснил Леонид, заметив, как мы разглядываем фасад здания.
Мы прошли внутрь, где я попал в руки редактора в форме батальонного комиссара, и тут началось…
Почти три часа я заучивал речь, что была написана для меня. Некоторые места мне не
— Картонно больно. Не по-настоящему.
Некоторые моменты мы переписывали, другие вообще стирали, кое-что добавляли. Оказалось, Павел Анатольевич был тут так же и цензором. Совмещал, так сказать.
То, что я буду выступать по радио, редактор сообщил еще вчера вечером и подтвердил сегодня утром. И вот в два часа дня мы с диктором Всесоюзного радио Эммануилом Михайловичем Тобиашем начали нашу двухчасовую программу. Когда я услышал, сколько буду выступать, то впал в шок. Ну десять минут, двадцать, ну тридцать в крайнем случае… Но два часа!!! Что они от меня хотят? Ладно, хоть перерыв будет для ежечасных новостей. Магнитофонов не было, и сделать запись не могли, так что пришлось общаться вживую.
Что хотят, я узнал, когда прочитал свою речь и пообщался с редактором. После чего мы пробежались по тексту, проверяя, все ли я усвоил. Кстати, когда он закончил, то, встав с очень довольным видом, сказал:
— Меня не обманули, вы очень легкий в общении человек, мгновенно находите ответы на самые неожиданные вопросы. Это хорошо. Вам будет легко адаптироваться и вы не будете теряться, когда выйдете в прямой эфир. Теперь давайте еще раз, по вашим песням. Те, что вы предложили, мне понравились, но сами понимаете, все петь вы не сможете, только небольшие отрывки. Для ознакомления с вашим творчеством. Но одну споете полностью.
— Это понятно, но почему все они разные? Тут и про войну, и про любовь, и про жизнь?
— Я хочу показать, какой вы человек, а это более чем покажет, какой вы писатель. Вы не думали о карьере певца?
— Думал, но не рано ли? Война все-таки?
— Для этого не рано… Вы их уже зарегистрировали?
— Нет еще, как раз хотел, мне дали несколько дней отдыха, вот думал заняться.
— Я вам в этом
— Спасибо.
— Ну что, все запомнили?
— Да, конечно, тут ничего сложного, мне фактически нужно оставаться самим собой.
— Хорошо. Давайте выберем песню, которую вы споете полностью. У вас есть, что предложить?
От песни «Я — летчик» его проняло, и после обсуждения еще с несколькими редакторами он решил выпустить ее в эфир.
— Пойдемте, я познакомлю вас с нашим диктором Эммануилом Михайловичем.
Мы только успели познакомиться, как был дан сигнал, до эфира оставалось меньше пяти минут.
— Прошу в студию, — пригласил редактор, и мы, встав с дивана, на ходу продолжая общаться, направились за ним.
— Уф-ф-ф… Однако сложная у вас работа, — сказал я, снимая наушники и вешая их на крючок рядом со столом. Передача закончилась, и можно было вставать.
— К этому быстро привыкаешь. Я сперва тоже робел из-за того, что меня слушают миллионы, но привык, и уже легче, — ответил Эммануил Михайлович.
— Это да… Как я выступил?
— Хорошо. Мне особенно песни понравились, каждая за душу брала. Кстати, вон Павел Анатольевич идет, похоже, поговорить хочет.
— Молодец! Все прошло просто отлично! Представляешь, уже из Кремля звонили, похвалили! — Редактор просто излучал энергию. Похоже, этот звонок придал ему немало сил.
— Спасибо. Я насчет завтрашнего дня хотел спросить. Все в силе?
— Да-да, конечно! Я попрошу Леонида, он вам поможет, тем более он за вами закреплен на эти дни. Что-то еще хотели спросить?
— Да. Я пою в полку, а нормального инструмента у меня нет, вот и хотелось бы прикупить аккордеон и гитару.
— Подсказать, где это можно сделать?
— Да, если вас это не затруднит, — кивнул я.
— Сейчас напишу один адрес магазина музыкальных инструментов, дадите записку заведующему, он меня знает, он поможет.