Плеяда
Шрифт:
***
Дизеля Корсар нашёл в передовом госпитале в Ударнике, где готовили раненых к отправке на «большую землю». Миловидная медсестра провела комбата по палате, полной горя и боли и указала на койку, стоящую в самом углу:
– Там он, только…
– Что?
– Не удивляйтесь. Мы не смогли иначе. У него были множественные ранения рук и ног и нам пришлось…
Она повернулась и ушла. Двадцатипятилетняя девушка, оказавшаяся на этой страшной войне и познавшая то, что в обычной жизни знать человеку совсем не нужно.
– Иваныч, - позвал Корсар, потянув за край одеяла,
«Кажется, Дизель был крупнее», - в последний момент подумал комбат.
– Олег, - прошептал Иваныч, открыв глаза. – Здравствуй, братское сердце. Ты как?
– Я норм… - Корсар не договорил – стянув одеяло, он увидел вместо рук белые повязки, и ему сразу стало понятно, что и ног у Дизеля тоже нет – перед ним лежал настоящий человеческий обрубок. Живой обрубок.
Перед глазами пошли круги и командир батальона, почувствовав слабость, сел на край кровати.
– Как же так?
– Так вышло, Олег, - прошептал Иваныч. – Ты за меня не переживай, у тебя и так, наверное, сейчас работы много… а я уже всё, не смогу тебе ничем помочь.
Тыльной стороной ладони Корсар провёл по щеке Иваныча – она была не брита и колюча.
– Как же так? – повторил комбат. – Как же так…
– Не ссы, - Иваныч изобразил улыбку. – Прорвёмся. Моя Иришка ещё не знает… зачем я ей такой нужен – мужик без рук и ног? У тебя есть пистолет?
Комбат кивнул, чувствуя, как потекли слёзы.
– У тебя же бесшумный, да? Я помню, - едва слышно произнёс Дизель.
Корсар машинально провёл рукой по своей ноге, где в набедренной кобуре покоился ПБ.
– Нет, - ответил майор. – Даже не думай!
– Да, командир. Застрели по-тихому, пока никто не видит и не слышит, - сказал Иваныч. – Зачем мне такая жизнь, если рук и ног нет? – его глаза встретились с глазами комбата: - Пожалуйста!
– Иваныч… не смей меня об этом просить! И думать об этом не смей! Сейчас медицина знаешь до
Они оба знали, что этого никогда не будет.
– Прошу тебя… не могу я так… не могу. Зачем меня вообще сюда притащили? Бросили бы там, как многих других, и сейчас я бы уже был в лучшем мире!
Корсар встал.
– Иваныч, не смей. Я найду тебя после войны. Я помогу, чем смогу… - Корсар подыскивал слова, которыми нужно было закончить это страшное общение. – Я тебя обязательно найду.
Комбат сделал шаг от больничной койки. Своим взглядом Дизель словно держал его рукой, не позволяя уйти.
– Олег…
– Прости, Иваныч! Прости… - перед его глазами стояли лица сотрудников военной полиции, с которыми он подрался в комендатуре – «благодаря» которым и закрутились события, закончившиеся для Дизеля госпитальной палатой и потерей всех конечностей.
– Убей меня, - шёпот его стал тише. – Сделай доброе дело!
– Прощай!
Стиснув зубы, чтобы не разрыдаться в голос, Корсар повернулся и стремительно направился к выходу. Он шёл, и думал о том, что лучше бы не видел то, что осталось от Иваныча – от того здоровяка и весельчака, на котором ещё совсем недавно держалась вся техника не только второй роты, где
Как его, в таком совершенно беспомощном состоянии, требующем постоянного наблюдения и ухода, примут родные? Найдётся ли у них мужество и силы обеспечить ему достойное существование до самой его смерти? А если нет? А если родственники, проявив малодушие, просто откажутся от него, спасая собственное благополучие и спокойствие в ущерб морали и семейным традициям? Всё может быть – такой исход для раненых, утративших мобильность, к сожалению, был далеко не редкостью…
***
Ганс стоял перед строем «новобранцев», которых ему было поручено научить штурмовым действиям «в сжатые сроки». Эти разновозрастные люди только недавно подписали контракты, и по всей видимости, ещё до конца не понимали, куда попали и что их ждёт. Они улыбались, разговаривали друг с другом, и практически никакого внимания не обращали на человека, стоящего перед ними.
Может
– Я не знаю, какой у вас уровень подготовки, - хрипло сказал Ганс.
– Поэтому вы все пройдёте через обучение здесь, на полигоне, где в полной мере сымитирована боевая обстановка.
Полигон находился в распадке неподалёку от комбината огнеупоров, подальше от взглядов местных ждунов, стремившихся сообщать на ту сторону обо всём, что происходит в округе, что неминуемо оборачивалось убийственными прилётами. Ганса, которого неожиданно отозвали с «Двины» в расположение роты, ничего не объясняя, посадили в машину и повезли в Знаменку, где его встретил командир бригады, поздравил с официальным назначением на должность командира второго взвода, пообещал ходатайствовать перед командующим группировки о присвоении ему звания младшего лейтенанта и поставил задачу провести занятия по штурму окопов и лесополос с вновь прибывшим пополнением. Перехватив в Знаменке большой хот-дог и бутылку колы, чувствуя, как его вырубает в сон, Ганс встретился с вверенным ему личным составом, погрузил его на два «Урала» и прибыл на полигон, коим был обыкновенный участок местности, когда-то, не так давно, переживший тяжёлый бой, следы которого были ещё видны невооружённым глазом.
И вот теперь они, человек тридцать, стояли перед ним и не обращали на него никакого внимания. Никакого чувства субординации им ещё привито не было, и поэтому все они позволяли себе вольности и расхлябанность.
– Я бы на вашем месте сейчас слушал меня очень внимательно, - сказал Ганс. – Через трое суток, а может и раньше, вам предстоит идти в бой, и если вы не будете выполнять простые правила, вы погибните…
Ганс обратил внимание, что всех забавлял какой-то крепыш, время от времени отпускающий шуточки, веселящие рядом стоящих. Внимание вновь прибывших было обращено к крепышу, так как он, очевидно, излагал что-то более понятное и более приятное в сравнении с тем, что пытался сейчас донести до сознания присутствующих какой-то бомжеватого вида дурно пахнущий мужик.