Чтение онлайн

***

Диксон, пытаясь взбодрить себя крепким кофе, слушал доклад начальника штаба, суть которого сводилась к стремлению сосредоточить основные наступательные усилия на Еремеево, отказавшись от действий в направлении Сухого Дола.

– Здесь мы имеем соседа справа, который смог добиться успеха, - аргументировал Пирс. – Нужно будет предложить Эльбрусу решение – пусть семьдесят шестая, раз она уже на «Иртыше», берёт опорник на перекрёстке дорог на Светлый. Это создаст противнику угрозу окружения, и он выведет свои войска из Еремеево. И мы сможем войти туда без особого сопротивления.

– Отличная идея, - кивнул

Диксон. – Пока они будут брать этот опорник, мы соберём новые штурмовые отряды из всех наших бездельников – тыловиков, связистов, сапёров, оставшихся артиллеристов… нам сейчас главное – протянуть время…

После того, как Каскад в категорической форме потребовал от Диксона личного появления на командном пункте армии, командир двести второй бригады не находил себе места. Даже вмешательство Эльбруса не гарантировало отсутствие проблем, и сам Диксон чувствовал, что нарывается, и что все эти выходки добром точно не кончатся. Он с ностальгией вспоминал ушедшие времена, когда он был реальным царём и богом для своих подчинённых, тосковал по той вольнице, какая была у него до перехода в вооружённые силы России. И самое главное, в чём Диксон не хотел признаваться даже самому себе, он осознавал свою ущербность с точки зрения военного образования, зачастую слушая начальника штаба, или командиров батальонов, совершенно не понимая, о чём они ему говорят. Формирование плана выполнения боевой задачи в его голове происходило предельно примитивно: идите туда и убейте там кого-нибудь. Погоны полковника не сделали его умнее, а лишь добавили самодурства, которым он и прикрывал отсутствие тактического мышления. У него было время открыть боевой устав, чтобы ознакомиться хотя бы с основными принципами организации боевой работы, но даже этого он не сделал, полагая, что это будет ниже его достоинства. Он хоть и был наверху пирамиды целого военного организма, именуемого бригадой, но даже близко не представлял, как он работает изнутри, в отличие, например, от Ветра, Спутника или Минска. По его мнению, всё работало как-то само, а умение управлять,

то есть, заставлять людей идти в бой, базировалось на хамстве, физической силе и безнаказанности.

Впрочем, Диксону было на кого равняться – в самом начале войны управленцев, подобных себе, он видел много – свою безграмотность они прикрывали криками и кровавыми решениями, выполняя которые, бессмысленно гибли целые подразделения. Печаль ситуации состояла в том, что отдельные командующие, не желая вникать в вопросы тактического уровня, оценивали успешность командиров по числу потерь – что стало наиболее простым и понятным мерилом командирской лихости. Не количеством уничтоженного противника, не площадью занятой территории, не долей успешно выполненных задач, нет! Количество собственных потерь – только этот показатель стал основным критерием боевого успеха!

В подразделении большие потери? Значит командир активный, навязывает противнику свою волю, действует решительно и смело! В уставе же написано, что «упрёка заслуживает не тот, кто в стремлении разгромить врага не достиг своей цели, а тот, кто проявил бездеятельность, нерешительность и не использовал всех сил, средств и возможностей для выполнения поставленной задачи».

Деятельный? Да! Решительный? Да! Использовал все силы? Да! А то, что использовал всё это бездарно, так об этом ничего в конкретной фразе устава не сказано. Стремился

разгромить врага? Конечно! А значит, что? Правильно, значит – герой! А вникать в частности, при такой постановке, никто не будет. Бросил все силы в атаку, задавил врага массой… или не задавил, но всё равно молодец. Тактика? Нет, не слышали. Вся тактика, когда нет мозгов, отдана на откуп численности привлекаемых войск.

Диксон вспомнил, как он своим, тогда ещё полком, брал Знаменку. Полк практически прекратил своё существование, потери были огромные. Однако, победа эта была политически важна, и за понесённые потери Диксона никто не упрекнул, наоборот, наградили полководческим орденом и назначили командиром бригады, формируемой на основе погибшего полка.

Жечь людей в топке войны Диксону было не привыкать. Но в глубине души он понимал, что это ненормально, и когда-то придётся за это заплатить очень большую цену.

– Разрешите, - на командном пункте появился военный комендант Знаменского района, с которым Диксон поддерживал

знакомство.

– Здорово, Николай! – поприветствовал Диксон, хотя в душе у него что-то ёкнуло.

– Товарищ полковник, собирайтесь, - сказал Ермолов. – Приказано доставить вас в штаб Четвёртой армии.

Диксон отдёрнул руку, протянутую для рукопожатия.

– Я никуда не поеду, - глаза полковника вспыхнули в ярости. – Да кто он такой? Я сейчас позвоню Эльбрусу!

– Со мной взвод военной полиции, - предупредил Ермолов. – Ваша охрана нейтрализована. Попрошу без эксцессов, товарищ полковник. Мы оба знаем, что я вас довезу куда надо, как бы вы не сопротивлялись.

– Я вам это так не оставлю, - прошипел Диксон, смирившись с судьбой.

– Пенкин, Кузнецов, разоружите полковника, - приказал комендант, и сотрудники военной полиции сноровисто отобрали у Диксона вначале пистолет Ярыгина, а затем, из внутреннего кармана, пистолет Макарова.

На глазах у всего пункта управления Диксона вывели на улицу.

– Наконец-то, - тихо сказал Пирс.

***

– Ганс, вставай, - Гоча потряс своего друга, а теперь уже и целого командира взвода, за плечо: - Немцы идут.

– А? – Ганс подскочил, ещё находясь в полудрёме, когда соображать что-то было ещё очень сложно. – Где? Куда?

– Танк по дороге едет. Не видно, но слышно.

Вдвоём они перебежали к краю лесопосадки, откуда открывался вид на мост через ручей Овражный, дорогу, идущую в сторону Осиновки, и само село – всё это было бы видно днём, но облачность, закрывшая звёзды, делала ночь абсолютно тёмной.

Со стороны дороги раздавался хорошо различимый рёв танкового дизеля.

– Идёт, - согласился Ганс. – Где наши «корнетчики»?

– Я послал за ними, - ответил Гоча. – Сейчас должны прийти.

Сутки назад Ганс был извещён о новой должности и обещанием присвоить ему звание младшего лейтенанта, но из-за безумной усталости он не смог возрадоваться этому событию, тем более, что оно влекло и новую задачу – взять штурмом не только «Зею», но и следом за ней идущую «Двину». Если «Зею» взять было теоретически возможно, так как «Зею» и «Десну», где он находился на момент получения новой задачи разделяло всего несколько десятков метров, то от «Зеи» до «Двины» было больше километра открытого пространства, миновать которое, не получив дрон, осколок или пулю, было практически невозможно.