Начальник милиции
Шрифт:
Я вспомнил, что таким вот добровольцам-общественникам в Союзе полагались различные льготы. Кроме уже упомянутых отгулов к отпуску и лучших путевок, еще и премию могли на предприятии, от которого дружинник «рекрутирован», подкинуть (ну или не лишить, это как посмотреть). Вот только вступление в ряды гражданского патруля не всегда было добровольным, частенько — скорее принудительным. Придет, к примеру, разнарядка на организацию — вынь да положь столько-то человеко-часов. А если коллектив, к примеру, женский, то и девчонкам приходилось отдуваться.
Ну, идейные они или нет, а план мой сработал. Онищенко сейчас искал мою одёжку, сам-то бы я ни за что ее не нашел. Это же надо бегать и спрашивать у отдыхающих — не хочу выглядеть дураком. А так народная дружина за меня поработает. Им не стрёмно спросить, тем более, версия вполне рабочая — мол, подскажите, товарищи, где хулиган свой гардероб оставил. Не говорит, зараза, ерепенится, а нам его одетым в каталажку упечь необходимо, чтобы плавками своими покой советских граждан не нарушал и не тревожил.
— Скажи, товарищ, — к парню я обратился почему-то как в плохом американском фильме с эпизодом про Советский Союз, — а какой сейчас год?
Дохлый номер — тот подумал, конечно, что я над ним издеваюсь, и лишь поморщился в ответ. А я прикинул, что, скорее всего, 78-й. Ну да, и газета на стенде подтверждает, и по радио сказали, что милиции в прошлом 77-м году шестьдесят стукнуло. А она с семнадцатого года.
— Нашел! — вернулся к нам второй дружинник,
— Одеваемся, гражданин! — приказал белобрысый, повеселев и потирая руки.
Одеться я не прочь. Неуверенно себя чувствую в плавках с якорьком. Накинул нехитрый гардеробчик: брюки из «дедушкиного» сукна, рубашку с коротким рукавом цвета топленого молока (скучная всё-таки оказалась, как деревенская занавеска), черные носки и потертые ботинки из коричневой кожи.
Критически окинул себя взглядом. Лучше, конечно, чем арестантская роба, но совсем не стиляга. Скорее, работяга. Кто же я? Посмотрел на свои ладони, пальцы — гладенькие, трудовых мозолей не видать. Папиллярные узорчики один к одному — мечта криминалиста-дактилоскописта. Пальчики, как у пианиста или хирурга какого-нибудь. Бли-ин!.. Неужто и правда студент?
Зашнуровав последний ботинок, приготовился рвануть прочь от бравых правоохранителей. План простой — нырну в толпу, дальше прыжками по пляжу, потом выскочу на набережную. Снова в толпу, снова бежать и… а дальше куда? Куда путь держать?
Я же где-то живу-ночую. Нутром чую, что у меня есть кровать, шкаф и, наверняка, холодильник. Только где все это? Куда бежать-то? Как мне узнать? И снова осенило. А не буду я сбегать. Пускай в отделение доставят. Там мою личность установят, уже мало-мальски буду в курсе своей нынешней биографии.
Выходит, что сдаться мне пока выгоднее. Ну и поворот в моей жизни.
Конечно, есть риск, что за хулиганку упекут на пятнадцать суток, но что такое полмесяца ареста по сравнению с годами, которые я провел за решеткой? А может, я и вовсе разрулю и все обойдется? В конце концов, Эрик не собирается собственной персоной ехать в отделение, а он главный свидетель моего якобы непотребного поведения. Значит, если что, отбрехаюсь. Решено, побег пока отменяется.
— Ну что, соколики? — я распрямился, закончив со шнурками. — Вызывайте «канарейку».
— Чего?
—
— Ишь какой, машину ему подавай, — дернул бровями белобрысый. — На троллейбусе, гражданин, поедем.
Двухэтажное здание милиции почему-то напоминало деревянный барак довоенных времен. Брусовые стены скривились и осели под тяжестью прошлой эпохи и просились под удар «шар-бабы» — гигантской гири для сноса строений.
Шиферная крыша кишела воробьями, которые в волнах-дырках наделали гнезд. Краска на оконных рамах облупилась и пожухла, словно прошлогодняя листва. Не так я себе представлял казенное учреждение в процветающем СССР времен застоя. А вообще-то пофиг… у легавых и должна быть конура, а не хоромы.
На здании длиннющий фанерный щит, от руки намалёваны красной краской огромные буквы: «МИЛИЦИЯ». Наверное, художник был пьян, потому что некоторые буквы куда-то повело, как будто их так и тянуло прилечь.
Под вывеской — табличка поменьше, более аккуратная и внешне более официальная: «ГОВД Зарыбинского горисполкома».
Ха! Я в каком-то провинциальном городке. Почему именно сюда забросила шутница-судьба? Нет чтобы в столицу закинуть. Там возможностей больше и, конечно, сытнее. Во все времена так и было в Белокаменной. Да что говорить, даже когда Москвы и в помине не было, а на ее месте росли дремучие леса, говорят, что у грибников, которые бродили там, возникали странные ощущения, что они лучше остальных грибников.
Поднялись с дружинниками по дощатому крыльцу. Белобрысый потянул дверь на ржавой пружине. Прокуренное здание внутри оказалось ничуть не лучше. Продавленный скрипучий пол зашит затертым неубиваемым советским линолеумом, разрисованным в желтый ромбик. Местами линолеум все же «убился» — порвался там, где доски чуть провалились и был перепад, порой даже видно было щели в полу.
Оштукатуренные стены выкрашены в мрачно-синий цвет. Практично и сердито. Разводы, темные пятна и прочие паутины на таком фоне не так заметны. Казалось, что ремонта здесь не было со времен Дзержинского.