Черные ножи 2
Шрифт:
Хирург, вынимая из его тела один осколок за другим и скидывая их в чашку, сказал ассистирующей медсестре:
— Удивительно, как усердно его организм цепляется за жизнь! Такая способность свойственна, скорее, микроорганизмам, вирусам, но никак не людям… это настоящий уникум, и в другое время я рекомендовал бы изучить его в лабораториях боннского университета иммунологии и микробиологии. Но сейчас это абсолютно невозможно! Чертова война, когда же она кончится!..
Сестра, привыкшая к антимилитаристской позиции хирурга, но вовсе ее не разделявшая, промолчала, а про себя подумала, что пора писать очередной рапорт
Генрих провалялся неделю в лазарете, потом был переведен в тыл, но поправлялся какими-то немыслимыми для обычного человека темпами, и тут же вновь подал рапорт об отправке на фронт.
Великий Рейх нуждался в солдатах, и рапорт, после прохождения комиссии, был удовлетворен. Генриха вернули в расположение с повышением в чине. Теперь он стал капитаном, но это его волновало мало.
Все, о чем он мечтал — найти того русского и отомстить ему. Он чувствовал, что их судьбы немыслимым образом переплелись, и что это, казалось бы, невыполнимое желание, обязательно сбудется. Нужно просто быть на передовой, там, где вероятность встречи сведется к максимуму.
Учитывая недавнее ранение новоиспеченного капитана, его отправили руководить технической базой в какой-то дыре, где восстанавливали всевозможную технику, доводя до рабочего состояния. Ресурсы требовалось беречь, и все, что могло быть починено, должно было быть отремонтировано.
Но, конечно, Генрих не ограничился подобными мелочами, а быстро развил обширную деятельность в округе, поставляя великой родине бесплатную рабочую силу в виде дееспособных женщин и детей, живущих на оккупированных территориях.
Он вновь сошелся с полицаем Мартыном Шпынько, который не просто уцелел, а сумел увеличить численность своей группы, и теперь наводил страх в захваченных деревнях и поселках, отличаясь абсолютной безжалостностью и жестокостью. Его боялись даже многие немцы, и при случае, не против были бы ликвидировать. Он внушал неосознанный ужас, как змея, при виде которой первый инстинкт —
Немецкие войска методично отступали, и это очень не нравилось фон Метерлинку. Мысленно он давно уже ездил на танке по Красной Площади, да развешивал у себя дома коллекцию картин из «Русского музея». Но жизнь вносила свои коррективы, и Генрих страдал от бессилия что-то изменить. Он прекрасно помнил, во что выродилась немецкая нация всего за какие-то восемьдесят лет, и хотел иного… но как этого достичь? «Королевского Тигра», выпущенного на полгода раньше срока, было мало. Кстати, они так и не пошли в массовую серию. Выпустили два десятка машин и на этом остановились. В прошлой истории вышло около полутысячи танков, используемых в качестве машин для атаки в лоб. Сейчас же руководство концернов пересмотрело свои взгляды и решило сосредоточиться на более массовом производстве «Пантер», которые сочли наиболее эффективными для всех возможных боевых целей и задач, и ускоренной разработке и вводе в эксплуатацию «Пантер II», которые на данный момент были представлены лишь в виде единственного прототипа. Но комиссия неожиданно быстро приняла ряд решений о стандартизации оборудования, и производство «Пантер II» началось.
Генрих, который не переставал отправлять свои заметки всем ключевым немецким конструкторам, включая доктора Адерса и Фердинанда Порше, был уверен, что в этом есть и его заслуга. Возможно, даже основополагающая. Он достаточно разумно раз за разом излагал свои измышления на тему применения тяжелых танков на полях войны, доказывая, что лучше сосредоточиться на улучшениях средних танках. А «Пантеру» он считал лучшим танком во всем мире. Вторая же «Пантера» должна была превзойти первую по многим категориям.
Одними инженерными мыслями Генрих не ограничился, посылая в генштабы всех фронтов свои заметки и воспоминания, где подробно описывал, как именно произойдет то или иное сражение, чем закончится, и чем могло бы закончиться, если бы действовали чуть иначе.
Разумеется, он не был уверен, что эти мысли хоть кто-то принимал всерьез. Скорее всего, письма были сочтены бредом сумасшедшего, вот только выйти на отправителя тайные службы никак не могли, иначе сидел бы Генрих либо в сумасшедшем доме, либо в застенках Абвера в ведомстве адмирала Канариса,
Такое развитие событий Метерлинка не устраивало, он желал свободы действий, и здесь, на передовой фронта, он ее имел. Конечно, в ограниченных пределах, но все же лучше, чем стать подопытной крысой в одной из служб. С другой стороны, прими руководство Германии его всерьез, и Генрих взлетел бы в иерархии вверх, как стрела, выпущенная из лука… но при этом каждое ведомство постаралось бы заполучить его в свое личное пользование, и в итоге, его было бы проще уничтожить, чем делить на части.
Не будучи дураком, фон Метерлинк это понимал, поэтому всеми силами старался сохранить собственное инкогнито, но чувствовал, что рано или поздно его все же разоблачат, и тогда для него начнется иная жизнь. Пока же этого не произошло, он со всем прилежанием зачищал подвластные ему территории от ненавистных Советов и им сочувствующих. Если бы Метерлинк мог выбирать, то отдал бы предпочтение «Ваффен-СС» и лично присягнул бы Гимлеру, которого безмерно уважал.
В один прекрасный день Генриху невероятно повезло. Он получил, наконец, то, к чему так долго стремился.
Впрочем, все началось банально. На базу доставили брошенный русский танк — обычную «тридцать четвертую» модель. Подобных Метерлинк за месяцы, проведенные на фронте, повидал достаточно. Отличало ее лишь то, что машина была задраена изнутри. Очевидно, что кто-то из советских танкистов остался там навсегда, успев закрыться перед смертью.
На танк наткнулась армейская разведка, быстро сообщила о находке на базу, оттуда пригнали тягач и охранение, танк эвакуировали и приступили к вскрытию.
И тут «Т-34» ожил в буквальном смысле этого слова. За считанные минуты он практически уничтожил базу, взорвав бензовозы, сумев поджечь ангары, многочисленные машины и технику, стоявшую на ремонте, расстрелять солдат и офицеров, а так же техников и вспомогательный персонал. После этого оживший танк вырвался сквозь ворота и произвел сокрушительный фурор в захваченной деревне.
Генрих чуть было не погиб в первую же минуту, когда «тридцать четвертый» начал расстреливать бензовозы и взрывная волна пошла во все стороны. Он чудом успел укрыться за «Тигром», ожидавшим смену катков, и жар, хоть и обдал его, чуть подпалив волосы, но большей частью прошел мимо.