Тринадцатый IV
Шрифт:
Но нас постоянно отвлекали другие гости, которые подходили лично поздравить Машу с восемнадцатилетием. Причём все поздравления были почти одинаковые, словно каждому при входе давали бумажку с нужными словами.
Потом музыка умолкла, и граф Ларионов произнёс поздравительную речь, где больше благодарил собравшихся, нежели поздравлял дочь. Он пригласил на сцену, которую специально поставили для этого дня, музыкантов, и все разговоры стихли. Аристократы наслаждались
Теперь понимаю, почему на дне рождения Кутузова не было взрослых, а только его сверстники. Иначе пришлось бы создавать совершенно другую атмосферу.
Я коснулся плеча Маши, и она робко обернулась ко мне.
— Долго они будут играть? — тихо поинтересовался я, чтобы меня не услышали остальные гости.
Иначе подобный вопрос будет восприниматься, как знак неуважения к хозяевам дома.
— Минимум полчаса. Потом будет праздничное разрезание торта, — ответила Мария, наклонившись над моим ухом.
— А чем бы ты хотела заняться в это время?
Именинница неоднозначно посмотрела на меня, но всё же ответила:
— Знаешь, я всегда хотела завести кота. Так что поездку в приют обменяла бы на весь этот чёртов праздник. Но за мной постоянно следят. Охранники меня даже к зоомагазинам не подпускают, чтобы я случайно не купила хомячка.
— Почему тебе и это запрещают?
Она пожала плечами в ответ. Я сочувствовал Маше. Она не могла сделать ничего без одобрения родственников. Даже питомца завести. Обычного кота, не говоря уж о магических питомцах!
— А если кота подарит кто-то из гостей, которому случайно забыли
— Тогда отец не сможет отказаться, потому что он рискует обидеть гостя, — девушка расплылась в хитрой улыбке.
— Подождёшь, пока я съезжу до приюта?
— Я сама хочу выбрать. Поехали вместе!
— Но как уйдёшь, минуя охрану?
— Хм, есть у меня идея.
Маша взяла со стола бокал дорогого красного вина и вылила мне на грудь. Я, мягко говоря, офигел от такого поворота. Но к нам сразу подошёл охранник. Тот самый, что стоял у соседнего стола с подарками.
— Мне так неловко. Алексею нужно переодеться, — начала объяснять Маша.
— Я провожу вас на второй этаж, где вы сможете выбрать другую одежду, — сообщил мужчина.
— Нет, позвольте, я сама. Не хочу, чтобы у наших гостей оставались плохие впечатления. Да и лучше прикройте нас, пока не вернёмся, — строгим тоном закончила Ларионова.
Она умело меняла маски. От милой и робкой девочки за секунду она превратилась в ту, кто отдаёт приказы.
— Ваш отец будет недоволен, если вы покинете праздник, — предупредил охранник.
— Тогда в ваших интересах сделать так, чтобы он этого не заметил. Мы скоро вернёмся.
Не дожидаясь ответа, Маша направилась к ближайшей двери, откуда выходили слуги с подносами еды.
— И как он согласился? — удивился я.
— Стоит надавить на гнев отца, и они почти на всё согласны. Кроме котов и хомяков, — хмыкнула девушка.
Мы прошли на кухню под ошарашенные взгляды слуг.
— Уважаемый, не могли бы вы отдать мне свою рубашку? — спросил я у официанта похожей комплекции.
—
— Вот сходишь туда, а мне срочно нужна твоя, — я строго посмотрел на испуганного парня.
Это тот случай, когда помог лишь статус гостя. Сейчас во мне простолюдина выдавали лишь кроссовки, и то потому что аристократы обычно так не одевались. Но я не стандартный случай.
Поэтому уже через минуту я вытерся от остатков вина и надел новую рубашку. Потом вызвал такси.
— Тебе тоже надо переодеться. Иначе мы и до ворот не доберёмся, — сказал я девушке.
— Ой, а я и не подумала, — осенило Машу, и она обратилась к проходящей официантке. — Мне нужен твой фартук.
— Госпожа… — девушка не поверила в услышанное.
Но Маша не стала церемониться. Подошла и открыла дверь с надписью «Служебное помещение», где располагался небольшой склад. Маша кивнула, приглашая девушку войти, и официантка не смогла отказать хозяйке вечера.
Через пять минут такси подъехало, а Мария вышла в форме официантки: в чёрной юбке и белой рубашке. От фартука она в итоге отказалась, но дорогие украшения снимать не стала.
— Кажется, одежда тебе мала, — подметил я.
Казалось, что рубашка вот-вот разойдётся на пышной груди, а пуговицы разлетятся по кухне.
— Ничего, мы же ненадолго. Я уже заплатила официантке за молчание.
— Но здесь полно других поваров.
— Они тоже будут молчать, если не хотят меня разозлить, — громко и строго произнесла девушка и посмотрела на обернувшихся слуг.
Взрослые мужчины судорожно закивали восемнадцатилетней девушке, потому что она смогла себя так поставить. И пока у нас была фора. Пока гнев Маши стал страшнее гнева её отца, который занят общением с гостями.