Ратник
Шрифт:
Тут же это и отметили.
— Государь, — захмелевшим голосом произнес Шереметьев, — а ведь Жигимонт проворонил твой поход. Вон — сидит у себя и в ус не дует. Мню — удивлен он окажется немало, когда узнает.
— Да! — воскликнул один из бояр. — Прозевал он, царь-батюшка твои приготовления!
— А может молитвы Всевышний услышал?
— А то как же?! Конечно услышал! — Крикнул Шереметьев. — И Жигимонт сидит у себя дома. И крымский хан! Не иначе, как Всевышний услышал твои, Государь, молитвы. Да
— И я! И я! — начали Шереметьеву вторить остальные.
Иоанн Васильевич вяло улыбнулся.
— А что, разве с Переяславля-Рязанского или Ельца нету никаких новостей? — спросил кто-то из бояр. — Неужели крымский хан не пошел ни к Хаджи-Тархану, ни к нам?
— Ногаи заволжские сказывают, что крымский хан сидит у себя дома и пьет кумыс, — ответил с улыбкой царь. — Так ли это, мне не ведомо. Но есть надежда.
— А что сами ногаи делают? Отчего на помощь нам не пришли?
— У них смута, — пожал плечами Иоанн Васильевич. — К нашей ли это пользе, али нет — время покажет. Пока мы смогли сделать задуманное. А они остались в стороне и не взяли своего в Хаджи-Тархане.
— А с Перекопа новостей нет?
— Через Днепр на днях пришел купец с весточкой из Перекопа. Он сообщил, что Давлет Герай не собирается в этом году ни в какие походы. Да и с наших южных городов особенных новостей нет. Только мелкие шайки татей проказничают. Но это обычное дело. В остальном же в южных городах все спокойно.
— А в Туле? — смешливо фыркнул один из бояр.
Иоанн Васильевич ничего ему не ответил, мрачно зыркнув.
И все замолчали.
И даже как-то потупились, потому что неудачной вышла шутка и весьма несвоевременной. Знали же как Государь раздражает из-за
В этой тишине постучались в дверь.
— Кто там? — громогласно спросил Шереметьев, пытаясь сбавить напряженность, от которой, казалось даже воздух стал гуще. Словно кисель.
— Там гонец из Москвы прибыл, — заглянув в помещение и низко поклонившись, пискнул дьячок, прекрасно оценив неприятную обстановку.
— Зови! — не глядя на царя, произнес Иван Васильевич Большой. Новости из Москвы были очень важны.
Зашел гонец и, пройдя к Государю, передал ему письмо. Сказав, что от царицы и это очень важно.
Царь помрачнел ликом, ожидая чего-то до крайности дурного. Анастасия вряд ли стала бы отвлекать его от похода по мелочам.
Давать это письмо читать кому-то еще не решился. Мало ли важные сведения личного характера? Поэтому приняв свиток, он сломал печать, развернул его и углубился в чтение. Про себя, только лишь беззвучно шевеля губами.
И чем больше читал, тем сильнее на его лице проступало недоумение.
— Что-то случилось? — спросил Шереметьев.
— Что-то скоро случится, — после слегка затянувшейся паузы произнес царь. — В Москве волнения.
— Ох! — выдохнули все присутствующие, явно раздосадованные этой новостью.
— Значит Жигимонт все же нашел способ нас уязвить.
— Я не уверен, что это он. Жигимонт — папист. А паписты не противятся учению Иосифа Волоцкого, относительно церковных владений. Им поддерживать нестяжателей не с руки.
— А… — начал было говорить и осекся Иван Васильевич Большой. — Так что же произошло?
— Протопоп Сильвестр, как я за порог, сразу проповеди уличные затеял. Сказывая, будто бы в Туле всем миром поднимали полк, побитый после нашествия. И старшины должникам своим простили, и воевода пожертвовал, и купцы скинулись. Одна только церковь осталась в стороне. И не просто осталась, но и себе урвала кусок с
— А волнения с чего начались?
— Люди митрополита пытались Сильвестра заткнуть. Так еле от толпы ушли. Поколотили их знатно. Макарий теперь сидит в кремле на своем подворье и носа не высовывает оттуда. Посад же весь натурально кипит. Оказалось, что кроме Сильвестра хватает проповедников…
— А чего они требуют? Чтобы митрополит пожертвовал денег на нужды тульского полка?
— Супруга моя пишет, что они требуют снятия Макария с кафедры и суда над ним. Обвиняя в фарисействе, дескать, он и его сторонники есть истинные еретики, впавшие в жидовство. Они также требуют отъема земель церковных в пользу казны моей. И… — начал было говорить царь, но скривившись, замер.
— Что?
— Сильвестр заявляет, что Всеслав воскрес — это само по себе чудо. Но то, что он сотворил в Туле — тоже чудо, ведь он сумел словом, без насилия убедить старшин простить своих должников. А что это как не чудо? И теперь требует созыва Поместного собора, на котором должно не только снять Макария и осудить его со сторонниками, но и признать эти два чуда.
— Вот те раз… — покачал головой Шереметьев. — Это что же? Андрейку он призывает почитать как старинного Рюриковича? Как природного князя? Он с ума спятил?
— Мы выступаем на Москву? — спросил кто-то из бояр.
Иоанн Васильевич задумался.
Его власть зиждилась на трех основных «китах».
Во-первых, на могуществе его собственного домена. Ибо он был индивидуально сильнее любого боярина, обладая непреодолимо большим количеством ресурсов. Через что его слово весило реально много, даже в отрыве от царского титула.
Во-вторых, на союзе с определенными боярскими родами, которые его поддерживали. Так как им это было выгодно. В первую очередь на Захарьиных. Но и те же Шереметьевы, будучи приближенными к царю, держались за свое положение.