Ратник
Шрифт:
— И кто из аборигенов это знает?
— Главное — это подход. Они держатся за старину. За традицию. Пусть даже этой традиции едва два поколения. Вот я на это давить и стану. Дескать, отец мне о том сказывал, что на самом деле правильно вот так.
— А откуда он о том узнал?
— Так ему его отец, а тому его отец.
— Дед твой жив и его могут спросить. Оба деда.
— Ну тогда моему отцу дед его сказывал. Сразу, минуя отца. Тот точно уже мертв. Вот. Что, дескать, были времена, когда…
— Ох и скользкая эта дорожка…
—
— Твои слова — это просто слова.
— Учитывая кругозор и образование аборигенов, любой, кто держится уверенно и демонстрирует, будто бы точно ведает, что делает, выглядит в их глазах знающим человеком. Особенно, если ссылается на слова стариков. И лучше почивших, но славных. Ведь не новинку предлагает, а по старине доброй жить зовет. А любое прошлое — оно здесь авторитетно. И прекрасный инструмент для спекуляций.
— Это ты так думаешь.
— Доверься мне.
— Милый, мне кажется, или ты уже ни раз и ни два вляпывался. Хочешь снова? Я тебе говорю — постарайся быть как все. Постарайся не выделяться. Тебе же не войну нужно выиграть, а нашу жизнь сытой и спокойной сделать. Твою жизнь, мою и нашего малыша, — произнесла Марфа, погладив себя по животу. — А то, неровен час, навлечешь на себя гнев Государя. И все. И конец.
— Милая, я знаю, что я делаю.
— Что-то не верится…
— Из-за того, что я уже несколько раз напортачил, мне остается только одно — бежать в перед. И удивлять, удивлять, удивлять. Если этого не будет, то сожрут меня. С потрохами сожрут. И тебя не пожалеют. Если повезет — в монастырь отправят. А скорее всего просто удавят.
— Раз решил удивлять, то чего с этой фигней возишься? Где ружья? Где пушки?
— А танки? А самолеты? А автомат Калашников? Или ты может мне предложишь начать с промежуточного патрона и командирской башенки?
— Не делай из меня дурочку. Ты же понимаешь, о чем я говорю.
— Понимаю. А вот ты, видно, не очень. Чтобы использовать огнестрельное оружие мне нужно добиться одного условия. Точнее двух. Да. Двух. Первое, — произнес он, отогнув большой палец, — я должен добиться определенного уровня публичного богатства. Второе, — отогнул он указательный палец, — стать достаточно авторитетным как военный специалист. То есть, повоевать и успешно повоевать. Иначе эффект от новизны окажется слишком шокирующий.
— Шокирующий? Но чем?! Вон у царя уже есть стрельцы и наряды[2] артиллерии.
— Пехотой я заниматься не могу. Это урон чести. Только конницей. Это понятно?
— Разумеется, — кивнула Марфа, — хоть и звучит дико. Пехота — царица полей.
— Это там… в наше время… А тут все иначе.
— Дикари, — буркнула она. — Ты же сам мне говорил о том, что в Европе ураганят пехотные баталии испанцев. Вот прямо сейчас.
— Говорил. Но разве кроме нас кто-то это знает в этих краях?
— Так расскажи.
— И кто мне поверит?
— Мда… Чертова старина…
— Какая есть, — развел он руками. — Так вот. Для вооружения конницы огнестрельным оружием оно должно быть надлежащего качества. Фитильные пищали тут не подойдут. Требуются колесцовые «стволы». Вроде бы есть уже кремневые замки, но они крайне ненадежны сейчас и стоят не сильно меньше. Вот. А один рейтарский пистолет у нас тут, в Туле обойдется мне как снаряжение десятка поместных всадников. Карабин еще больше. Их же на Западе делают. В Священной Римской Империи, во Франции, в Италии.
— А ты их с помощью Ильи сделать не можешь? Вместе с ним. У тебя же подходящие навыки имеются. И знания. Вы разве не справитесь?
— Теоретически, конечно, могу. Но разве это изменит оценку их стоимости в глазах окружающих? Каждому всаднику нужно пара таких пистолей. Минимум. Плюс карабин. Ты представляешь НАСКОЛЬКО
— Но все в Туле и так знают, что у тебя много денег. А если и нет их прямо сейчас, то ты знаешь, как их быстро достать. Или ты в этом сомневаешься?
— Много денег и НАСТОЛЬКО много денег — это две очень большие разницы. И ладно бы пистоли с карабинами. Бес с ними. Представь себе сколько стоят орудия! Ныне эти игрушки по карману только Государю. И он трясется над ними как наседка над цыплятами. Бронза исключительный импорт и дорогой импорт. Так что заводить артиллерию имеет смысл желательно с одобрения царя. Чтобы не было эксцессов. Понимаешь? Во всяком случае нормальную. Но даже если мне сделать несколько эрзац пушечек вроде деревянных, то для них нужен порох. Много пороха. А это все не так-то и просто, да еще и вопросов массу вызывает…
— Допустим… — недовольно произнесла жена.
— Авторитет же… он как бы не важнее денег. Как ты мне постоянно говоришь — я живу тут не в вакууме, а в коллективе. И если я начну творить всякое непотребное, вроде вооружения огнестрельным оружием, полк может меня не понять. На низовом уровне. А именно за счет уважения простых помещиков я на плаву и держусь.
— Ладно… — тяжело вздохнув махнула рукой Марфа. — Делай как знаешь.
— Ты со мной не согласна?
— Ты можешь попасть на прием к царю. И можешь ему лично предложить перспективные идеи. А он — не дурак и…
— Он не дурак, — перебил ее Андрей. — Поэтому он не готов тратить на каждого всадника поместной конницы в сорок и более раз больше, чем обычно. У него на это нет ни денег, ни земли, ни желания…
Марфа нервно дернула подбородком, но более спорить не стала. Тем более, что к ним подошел слишком близко Аким. И Андрей вернулся к делам тренировки…
Еще когда он возвращался из Москвы, то прекрасно заметил взгляды старшин. И понял — второй год отсидеться в крепости ему не дадут. Поэтому по приезду в Тулу он начал искать людей. Разных. Особенно после того, как заключил первый ряд с купцами и продал через них пять гривенок ляпис лазури.