Чтение онлайн

Она внимательно читает написанное.

— Просто он очень волнуется…

Киваю, отводя взгляд. Встаю и тяну её за руки на себя. Ника как гуттаперчевая куколка… Снимаю с неё плащ.

— Что ты делаешь? — обнимает себя за обнажённые плечи.

Застилаю диван постельным бельём. На кровати ей было бы удобнее, но она двуспальная. И я боюсь, что Ника воспримет это как то, что я планирую разделить её с ней. А диван сложен. И второго там не предполагается. Ей будет спокойнее.

Кладу на спинку новую футболку подлиннее.

«Ложись

спать», — говорю ей губами. Ухожу к окну, отворачиваясь от неё. И долго смотрю на фонари, давая ей время переодеться. Свет внутри комнаты создаёт слабое отражение в стекле. И я вижу силуэт Ники. Но деталей не вижу никаких…

Ника…

Здесь…

Со мной…

Закрываю глаза.

Как это могло бы быть чудесно… Но обстоятельства, увы, ужасны.

Я закрываю глаза, делая вид, что сплю. Сама же наблюдаю из-под приоткрытых ресниц за этим Сашей. Он тоже не спит. Повалялся… покрутился на застеленной кровати… и снова поднялся. Сидя по-турецки ко мне спиной, смотрит в своё огромное окно.

Собака наконец успокоилась… В комнате стало тепло, и я согрелась.

С хрустом размяв шею, Саша стягивает с себя чёрную водолазку. Настольная лампа бросает тени, и рельеф его спины смотрится очень внушительно. Плечи широкие… Хотя сам он не выглядит массивным. Скручивается, разминая тело. На плече тату — морда овчарки и «ПВ». Что это значит? Я совсем не разбираюсь в таком.

Уже не в джинсах, в спортивных домашних штанах. Пояс низкий… Пистолета за ним больше нет. Наклоняется над столом, перебирая журналы. Его паховые мышцы вдоль пресса словно вырезаны из камня. И навеивают фантазии об их логическом продолжении ниже. Поворачивает лицо ко мне. Зажмуриваюсь

крепче.

От усталости и тепла клонит в сон. Но страшно… Его боюсь? Бояться его такого — спокойного, домашнего — не получается. Никак мне не верится, что человек, который целовал мою ладонь, надевал на меня носки, грел мои руки в своих, может сделать что-то плохое, когда я усну. Это какой-то бред… Мало того, я, наверное, сошла с ума от происходящего, но мне хочется попросить его о помощи.

Но это тоже бред, ведь он — причина того, что мне нужна помощь.

«И вообще, — напоминаю я себе, — он убил человека!» Жестоко раздавил его. Он в меня целился. Похитил! Удерживает силой! Папе не звонит…

И я испытываю глубокое чувство обиды на этого странного Сашу. Такое, которое можно испытывать только к близкому человеку, когда он ведёт себя как чужой и жестокий. Не ненависти, а именно обиды. Вот что со мной не в порядке?..

На этих мыслях я отключаюсь.

А просыпаюсь от пения и чириканья лесных птиц. Проморгавшись, замечаю, что верхняя фрамуга окна открыта, в комнате жарко… и я вся распахнулась… Чёрт! Натягиваю футболку пониже.

Кровать пуста. Снизу — ни звука. На цыпочках бегу к окну и выглядываю. Прямо под окном вижу Сашу за полупрозрачной перегородкой летнего душа. Из-за поворота вылетает собака. Рефлекторно делаю шаг назад. Уговариваю себя, что она далеко, и успокаиваюсь.

Моя критичная дистанция — метра три. Тогда я перестаю контролировать паническую атаку и отключаюсь. А так — просто очень неуютно.

Разглядываю дальше. Двор, чуть в стороне недостроенный двухэтажный дом, машина… высокий забор… Запоминаю на всякий случай номер машины. И внутри у меня опять нарастает паника. Потому что Саша не скрывает ни имени, ни номера машины. А ведь отец его уничтожит, если найдёт. Не может же он этого не понимать? У него очень умные глаза… Уверена, понимает он побольше моего. И мне в голову приходит только одно рациональное объяснение того,

что он ничего не скрывает. Я не смогу об этом всём рассказать…

Мне становится нехорошо… Положив руку на стекло, начинаю оседать вниз. И упав на колени, прижимаю шумящую голову лбом к прохладному стеклу. Почему-то мне вспоминается триллер, на который пару месяцев назад мы ходили с Максом. Я вспоминаю, что там был тоже очень вежливый, трепетный, но маниакальный похититель, который истязал девушку. И ему тоже было «ничего этого не надо» — ни денег, ни золота…

Обнимая себя за плечи, беззвучно плачу.

На его кровати лежит подаренный мной ангел. Выронил из кармана? Дотягиваюсь. Сжимаю в кулаке. Мне нужно отсюда как-то выбраться…

Вспоминаю, как долго мы ехали от города. А ещё — что обуви у меня нет. А те туфли, что остались в его машине — на высоких шпильках. В них я не уйду далеко. Здесь даже асфальта нет…

Слышу, как он поднимается по лестнице. Неуверенно останавливается, сверля меня взглядом. Я опускаю глаза, чтобы не смотреть на его шею. Потому что ему должно быть это неловко. И воспитание во мне срабатывает даже в этой ситуации. Боковым зрением вижу, как он открывает шкаф, надевает в этот раз белую водолазку. Подходит, присаживается рядом на колени. От него пахнет свежестью… Берёт снова моё лицо в руки. Поднимает. Расстроенно смотрит мне в глаза: «Ника…»

Я пытаюсь проникнуть под его кожу, почувствовать, грозит ли мне опасность, и чего он хочет…

— Ты написал папе?

Отрицательно качает головой, не сводя с меня глаз.

— Тебе ведь ничего не нужно от папы, да? — вдруг доходит до меня. — Ты не собираешься его шантажировать.

Задумчиво хмурится…

— Папа же тут ни при чём?

Закрывает глаза. Тяжёлый вздох… Кивок.

Всхлипнув, с ужасом отстраняюсь и, отталкиваясь пятками от пола, пытаюсь отползти. Потому что мне понятны мотивы киднеппинга, и я знаю, что там есть возможность не пострадать. И там уместно бережное отношение к заложникам. А вот в похищении без таких мотивов…