«Первый». Том 8. Часть 2
Шрифт:
— Да, но сначала мне нужно в Боерос заехать.
— Зоопарк? Это же для детей?
У меня там встреча, но это ненадолго.
— Ясно, но это ведь почти по пути. А оттуда уже близко до дома моего.
— Вези. Да, забыл, а подарки на твой праздник купить не нужно? Пока мы в центре и среди магазинов.
— Я уже купил от нас двоих. С тебя десять долларов.
— Дар предвидения? Это может стать эпидемией.
— Вроде того. У нас в роду была провидица. Давно, но мы помним.
В дороге Пабло включил музыку так громко, что
Встреча в зоопарке с офицером местного КГБ была очень скоротечной. Он куда-то торопился, но подробно расспросил о Терре, о Михалыче, пообещал, что вышлет мне на почту нужные данные в конце дня.
Пабло не успел заскучать и мы продолжили путь.
Праздник на Кубе это и в самом деле праздник. Весело. Ничего такого особенного, нет глубоких с подтекстом шуток, как у Жванецкого, нет заезжих знаменитостей. Все по-домашнему, хотя этот термин и не подходит. В дома если кто и заходил, то за едой, вином или по делам. Вся деревня, точнее даже две деревни собрались за столами на улице. Что-то похожее было в яслях в доме Фрола. Причина праздника была уважительной. Свадьба.
Невеста удивила, спела и сыграла на гитаре, не шедевр, но не фальшивила и с искренним чувством, а главное — к месту и вовремя. Все сидели и слушали, вероятно, не в первый раз, историю несчастной любви. Когда все умерли, некоторые дамы даже прослезились, но праздника это нисколько не испортило.
Потом дед жениха взял слово и полчаса рассказывал всем о своей молодости. Слушали с почтением, тоже, наверняка, не в первый раз, но старик вырастил семерых детей и кучу внуков. Имеет право. Мне же было интересно послушать, застал ли Леонель времена революции,
— Уважаемый Лионель, давно хотел спросить, а почему вообще американцев словом гринго обзывают?
— Это ещё мой отец придумал. Да. Давно это было.
— Да ну? А смысл в чем?
— Доллар — зеленый был, а они на него молятся. Даже в церкви денег у бога просят. Грин — гринго.
Пояснил подвыпивший Лионель, пробовал дед и пару фраз вспомнить на русском, я сделал вид, что понял и на всякий случай — правый кулак вверх. К революциям у меня двойственное отношение. Для мира они полезны, это всегда прогресс, очистка от шлаков для всего человечества. Для людей и стран, которых это касается непосредственно — горе, кровь и разруха.
В России — особенно, в силу климата и национальных особенностей получилось уж очень. И перебили друг друга без счета и разрушили все до основания, как обещали в песне, а потом отстроили обратно то, что разрушили. Скучным прошлый век для русских не был.
Леонелю я об этом ничего не сказал. Зачем? Кроме того у них на Кубе это все прошло менее кроваво да и Фидель был другим человеком. Все им нажитое с ним в могиле и поместилось под простым камнем.
Тут невеста учудила и когда старик наконец поднял бокал и выпил, подошла ко мне и вручила гитару.
И что мне делать? Вся деревня на меня смотрит, некоторые усмехаются, другие с любопытством. Как, мол, там этот русский выкрутится?
Лет пять гитару в руки не брал, свою первую и единственную из юности разбил, когда был в запое. Я тогда едва всю жизнь себе не разбил. Спасибо Наташке. Но тут вдруг все вспомнилось. Три аккорда, вообще-то пять, но не принципиально.
Пара куплетов из Высоцкого, Мио чао. Все. Странно, сам удивился, никогда так хорошо не получалось. Неужели и это ОСТРОВ? Мне похлопали, хоть больше из вежливости, но и не сказать, что уж совсем в грязь лицом. Потом активная невеста объявила,
Странная она. Не то чтобы красивая, но живая, подвижная, как ртуть. Я этой гадости как-то в детстве нанюхался из любопытства, эксперимент один был неудачный, почему — то вспомнилось. Это я о ртути.
Старики отказались, что ожидаемо, молодые поддержали и мы шумной толпой быстро добрались до моря. И пяти минут не потребовалось. Лодочный причал виден был вдали, а здесь прекрасный пляж. Чистый песок, вода прозрачная, как нигде, пальмы вокруг. Экзотика.
Жених бросился в воду первым. Почему-то остальные задержались. Должно быть, давали парню покрасоваться перед невестой и даже не столько перед ней, а на ее глазах перед всеми и перед гостем из далекой и загадочной России.
Плавал парень неплохо, но самоучка. У нас это называется саженками. Крепкий, мускулистый, загорелый. Невеста смотрела на него с гордостью и с любовью. Тут ко мне подбежала малолетка, младшая сестра невесты и насела с нахальным требованием показать себя и доказать, что Россия еще что-то может. Симпатичная мерзавка, что-то из нее лет эдак через пять вырастет? Выпитое домашнее вино на меня подействовало и я разделся.
Судя по их лицам, и этого уже было вполне достаточно, но меня понесло. За державу обидно. Это Россия-то еще что-то может?
Ну я дал. Эдак я скоро буду не плавать стилем дельфин, а как он выскакивать целиком из воды. Вышел на берег минут через пять, но смотрели на меня уже иначе. Может Россия. Все может. Дураков наших только чуток отодвинуть надо и все дела. Их и так-то немало, но они последнее время ещё и группируются и все как-то неудачно. Не в тех местах. Всего то и надо — передвинуть в места другие.
Но это надежды на будущее. Сейчас же я местным, похоже, все доказал. Жених слегка помрачнел, но невеста бросилась к нему на шею, рассмеялась, что-то нашептала на ухо и все опять стало нормально. Вот умеют это женщины, дар у ну них врожденный. Могут мужиков и примирить и рассорить. Так — походя, чтобы доказать и себе и всем, что могут.